Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Ури Гершович
Переводя лекцию рава Штейнзальца о свободе выбора, я все время невольно отвлекался, раздумывая о свободе выбора переводчика. В самом деле, есть ли у переводчика свобода выбора? Итальянцы говорят: «traduttore – traditore» («переводчик – предатель»). Что подразумевает эта поговорка? То, что переводчик, сколько бы ни старался, не предаст подлинный смысл? И стало быть, он фактически лишен свободы выбора в этом плане. Или имеется в виду, что переводчик склонен к искажению смысла, то есть, располагая свободой выбора, пользуется ею во вред переводимому Слову?
Мудрецы Талмуда говорили иначе: «Тот, кто переводит стих Писания как он есть, – выдумщик, а тот, кто что-то добавляет, – совершает надругательство и осквернение» (Тосефта, Мегила, 3:21). Значит, как ни крути, ты либо лжец, либо богохульник. Выбирать приходится из двух зол. Либо – не переводить…
Задумаемся над различием двух ситуаций: 1) выбор: «переводить – не переводить»; 2) выбор подходящих слов переводчиком. Первая ситуация, казалось бы, лучше иллюстрирует проблематику, обычно называемую «свободой выбора». Но, думается, в сущности, вторая ближе к реальному положению дел, точнее отражает экзистенциальную дилемму, перед которой стоит человек, размышляющий о соотношении собственной свободы и Б‑жественного предопределения: многое предопределено, но есть какой-то элемент свободы…
Скорее всего, размышляя об этом во время лекции, я совершал тем самым определенный выбор, подтверждающий итальянскую игру слов. Итак, предлагаю заметки о свободе выбора…
Однажды, перечитывая трактат «Йома», я остановился на следующем фрагменте: Придут на Б‑жий суд бедняк, богач и развратник. У бедняка спросят: «Почему не занимался Торой?» Если скажет: «Беден я был, и забота о хлебе изнуряла меня», – ответят ему: «Не беднее Гилеля!»…У богача спросят: «Почему не занимался Торой?» Если скажет: «Богат я был, и забота об имуществе изнуряла меня», – ответят ему: «Не богаче рабби Эльазара»…У развратника спросят: «Почему не занимался Торой?» Если скажет: «Прекрасен я был и изнурен страстями», – ответят ему: «Не прекраснее Йосефа»… Так окажется Гилель обвинителем бедняков, рав Эльазар бен Харсом – богачей, Йосеф – развратников.
Что говорит по этому поводу рав Штейнзальц? Включив магнитофонную запись и тяжко потрудившись над переводом на русский язык, я получил следующее:
…Исполнение заповеди изучения Торы по минимуму не является тяжелой и трудновыполнимой задачей. На самом деле, достаточно прочитать утром или вечером небольшой фрагмент Торы, как, например, Шма. Вместе с тем изучение Торы в более широком объеме является сущностным приобщением к иудаизму. Ибо даже если человек в той или иной степени соблюдает заповеди, избегая совершать запрещенные действия и выполняя предписанные, – что было бы вполне достаточно для большинства религий, – он не считается исполнившим свой долг, с точки зрения иудаизма. Иудаизм требует от человека вовлеченности не только практической и душевной, но и интеллектуальной, а именно познания сущности иудаизма, определяемой наиболее общим образом как Тора. Это познание есть часть универсального требования иудаизма, которое не является эксклюзивным для отдельных индивидуумов или для определенной выделенной группы (будь то мудрецы или люди, облеченные религиозным саном), – это общее требование, предъявляемое каждому еврею. Очевидно, что поверхностное знакомство с источниками не может удовлетворить этому требованию, здесь взыскуется знание и понимание. Для этого необходимо заниматься Торой…
Ну, хорошо… А что же стоит за требованием «интеллектуальной вовлеченности»? Почему иудаизм требует от человека познания своей сущности? И в чем, собственно, состоит эта сущность?
О свободе выбора
Вполне очевидно, что в подтексте нашего фрагмента лежит предположение о том, что человек обладает свободой выбора. Об этом свидетельствует само понятие Б‑жьего суда. Действительно, не обладая свободой выбора, человек не несет ответственности за свои поступки, и судить его не за что. Несмотря на простоту приведенного рассуждения, вопрос о свободе выбора человека в связи с вопросом о Провидении представляет собой довольно серьезную проблему. Эта проблема была одной из центральных в средневековой философии[1]. Вкратце проблема состоит в том, что, если человек свободен в выборе поступка, то его поступок следует считать «возможным», поскольку он ничем не предопределен, не известен заранее, – в том числе и Творцу, и, значит, Он не всеведущ. С другой стороны, если все действия человека Ему заранее известны, предопределены причинно-следственными связями, неясно, в чем состоит свобода выбора человека. И мы уже заметили, что в таком случае непонятно, каким образом Творец может судить человека за его поступки.
Свидетельства обсуждений вопроса о свободе выбора человека (пусть не таких подробных и проработанных, как в Средние века) мы находим и в античной философии: эту проблему затрагивали и пифагорейцы, и стоики. Каково же отношение к этому вопросу мудрецов Талмуда?
Вот что говорит Иосиф Флавий о различных точках зрения на эту проблему в эпоху Второго Храма: Фарисеи ставят все в зависимость от Всевышнего и судьбы, но учат, что человеку предоставлена свобода в выборе между праведными поступками (добром) и бесчестными (злом), хотя в этом участвует предопределение… Саддукеи – вторая секта – совершенно отрицают судьбу и утверждают, что Всевышний не оказывает влияния на человеческие деяния, ни на злые, ни на добрые. Выбор между добром и злом предоставлен вполне свободной воле человека, и каждый по своему усмотрению занимает ту или другую сторону…[2] Секта ессеев учит, что во всем проявляется сила предопределения, поэтому все, постигающее людей, не может случаться без этого предопределения и помимо него[3].
Не вызывает сомнений, что мудрецам Талмуда были одинаково чужды взгляды, приписываемые Флавием саддукеям и ессеям. Более того, по-видимому, сказанное Флавием о фарисеях довольно верно характеризует позицию таннаев и амораев. И хотя в талмудической литературе содержатся различные, часто противоречивые высказывания на эту тему, кажется, все они, за редкими исключениями, сводятся к тому, что человек свободен в своих поступках. Однако этот подход в какой-то мере допускает и предопределение, и Б‑жественное вмешательство. Именно сложностью и диалектическим напряжением такой позиции (в отличие от последовательных, однолинейных подходов саддукеев и ессеев) предопределено многообразие оттенков в высказываниях мудрецов Талмуда по этому поводу, а существование противоречивых высказываний часто связано с желанием их авторов подчеркнуть различные аспекты указанной позиции.
Классический пример подхода таннаев к вопросу о свободе выбора – это высказывание рава Акивы: «Все видно[4] [Всевышнему], но свобода дана [человеку]» (Авот, 3:15). Здесь лаконично подмечено, как сочетается наблюдение Свыше со свободой выбора человека.
Ответственность человека за свои поступки не исключает вмешательства Творца, чему посвящено и знакомое нам высказывание аморая Равы: «Если видит человек, что страдания выпадают на его долю, пусть тщательно исследует свои поступки… Исследовал поступки свои и не нашел греха – пусть свяжет страдания с пренебрежением к Учению… А если и этого не нашел в себе, значит, страдания вызваны любовью, ведь сказано: “Ибо кого любит Г-сподь, того наказывает...” (Мишлей, 3:12)» (Вавилонский Талмуд, Брахот, 5а). С одной стороны, то, что случается с человеком, определяют его собственные поступки, с другой – не исключено, что происходящее – следствие Б‑жественной воли.
В связи с этим вспоминается и другое толкование рава Акивы: «“Милостыня спасает от смерти...” (Мишлей, 10:2), и не только от безвременной смерти, но и от смерти вообще» (Вавилонский Талмуд, Шабат, 156). Это толкование Талмуд приводит в контексте рассказов о предсказании судьбы, предначертанной человеку звездами, и ее преодолении («Нет созвездия для Израиля»…). Подчеркнем: хотя человек своими добрыми делами может преодолеть судьбу, ее существование не отрицается, более того, отчасти предначертанное исполняется (см. там же рассказ о раве Нахмане бен Ицхаке). Это еще один пример того, как совмещается предопределение со свободой выбора.
Ограничимся приведенными примерами (хотя их можно продолжить) и вернемся к фрагменту, который заставил нас пуститься в пространные рассуждения по этому поводу. Итак, сам рассказ о Небесном суде над теми, кто не изучал Тору, предполагает существование свободы выбора. Но проблема, затронутая в этом фрагменте, иная – это вопрос о мере зависимости человека от жизненных обстоятельств, о мере его свободы в решениях и поступках в конкретных ситуациях. Причем этот вопрос поднимается именно в плане изучения Торы. Вспомним, рав Штейнзальц настаивал на том, что требование изучать Тору, исключительное для иудаизма, есть требование интеллектуального постижения сути самой религии. И мы остановились перед вопросом: в чем же эта суть состоит?
О мере свободы в решениях и поступках
Во-первых, отметим различие между свободой выбора и свободой от обстоятельств. Свобода выбора – это принципиальная недетерминированность человеческого волеизъявления. А именно: Б‑жественное управление миром таково, что выбор человека не предначертан заранее: человек волен выбирать между добром и злом, и этот выбор не продиктован ему ни законами природы, ни волей Творца; он осуществляет его сам. Однако эта свобода выбора не отменяет того факта, что человек, как любое земное существо, подчинен законам природы, а как существо социальное – общественно-историческим законам, то есть над многими обстоятельствами собственной жизни он не властен. Именно напряжение, существующее между духовной свободой выбора и материальной, природно-социальной несвободой и делает выбор человека между добром и злом столь сложным, превращает его в космическую драму. В этой драме человеку так трудно выдержать свою роль, что Всевышний счел нужным прийти к нему на помощь и даровать Тору – систему заповедей, помогающую сделать правильный выбор в тех или иных жизненных обстоятельствах. Итак, человек должен совершить свой свободный выбор, исходя из обстоятельств (соотносясь с обстоятельствами), в которых он находится. Эти жизненные обстоятельства естественным образом ограничивают человека. Так вот, вопрос о том, насколько человек может быть независим от этих обстоятельств, насколько он может «не обращать на них внимания», совершая свой свободный выбор между добром и злом, – этот вопрос (отличный от вопроса о свободе выбора) и есть главная тема нашего фрагмента. Еще раз заметим: не предположив, что у человека есть свобода выбора, этот вопрос невозможно поставить. В самом деле, если все действия человека предопределены, то не о чем говорить[5]. Именно поэтому мы уделили столько внимания рассмотрению вопроса о свободе выбора прежде, чем перейти к вопросу о мере свободы от обстоятельств.
Есть ситуации, когда этот вопрос решается просто. Это безвыходные ситуации, когда от человека объективно ничего не зависит, когда обстоятельства объективно «выше нас». К примеру, если человек оказался на необитаемом острове, то ему трудно сделать добро ближнему, как бы он к этому ни стремился.
Есть более сложные случаи, когда человек должен тщательно проанализировать ситуацию, прежде чем решить, насколько поступок, который он собирается совершить из самых добрых побуждений, будет уместен, правилен, принесет благо или может повлечь за собой нежелательные последствия. Здесь Тора приходит на помощь человеку. Она, как правило, подсказывает верное решение. Хороший пример – отношение к вопросу о пожертвованиях. Казалось бы, пожертвования для бедных – исключительно благое дело, предписанное самой Торой, и, стало быть, чем больше человек жертвует в помощь неимущим, тем лучше. Однако еврейский закон накладывает определенные ограничения, ибо тот, кто тратит на пожертвования больше, чем позволяют его доходы, может довести до разорения семью, и сам станет обузой для общины (Мишне Тора, Законы матанот аниим, гл. 7–10; Законы деот, гл. 5).
Итак, помимо свободного выбора между добром и злом человек должен осуществлять выбор конкретных действий. Мало выбрать добро, необходим взвешенный подход к его реализации. Тора, как уже было сказано, помогает человеку выработать этот подход. В каком-то смысле можно сказать, что, исполняя предписания Торы, следуя Алахе, человек и обретает независимость от обстоятельств; в этом и состоит его свобода по отношению к конкретным жизненным ситуациям, ибо он подчиняется не их диктату, а взвешенному решению Алахи. Однако в полной мере эта свобода осуществляется лишь в том случае, если человек не просто как робот следует законодательному установлению, а осознает правомерность этого решения, познает его продуманность, другими словами – изучает Тору. (Нелишне вспомнить здесь известный спор о том, что важнее: учение – «талмуд» или действие – «маасе», который разрешается утверждением, что учение важнее, ибо оно ведет к действию!)
Итак, если мы попробуем предельно просто определить иудаизм как систему, позволяющую человеку не только выбрать добро, но и реализовать его с учетом обстоятельств, станет ясно, что изучение Торы – это и есть залог реализации назначения системы. Более того, если понять задачу, возложенную на человека Творцом, как освобождение от детерминирующих условий земного мира (в котором зло конкурирует с добром), то изучение Торы будет осмыслено как своего рода залог максимальной свободы от обстоятельств. Ибо, следуя указаниям Торы, я выхожу из-под диктата обстоятельств и одновременно из-под диктата существующих во мне дурных устремлений.
Святой, благословен Он, сказал Израилю: «Сыны Мои, создал Я Злое побуждение и создал Я Тору – лекарство от него. И пока вы занимаетесь Торой, Злое побуждение не властно над вами... Если же вы не станете заниматься Торой, то отданы будете в руки Злого побуждения...» (Кидушин, 30а).
Однако может ли человек посвятить все свое время изучению Торы? По-видимому, нет. И хотя сказано: «…и размышляй о ней днем и ночью» (Нав, 1:8), – Алаха не устанавливает, сколько времени еврей должен посвящать изучению Торы. Каждому приходится решать это самому, исходя из своих жизненных обстоятельств. Именно это решение и есть своего рода квинтэссенция вопроса о мере свободы человека от обстоятельств. Принимая это решение, человек как бы определяет степень своей независимости от обстоятельств, этим решением он закладывает фундамент своего жизненного выбора в целом. Обстоятельства, мешающие изучению Торы, в каком-то смысле концентрируют в себе всю «сложность жизни». Находя возможность противостоять им и, несмотря ни на что, занимаясь Торой, человек прокладывает себе путь к освобождению от гнета тягот дольнего мира. Возможно, в этом смысл знаменитого высказывания рава Нехуньи бен а-Кана: «Тот, кто принимает на себя иго Торы, освобождается от ига власти и от ига земных дел, а тот, кто сбрасывает с себя иго Торы, подпадает под иго власти и под иго земных дел» (Авот, 3:5).
_____________________________________________
[1] Особенно бурно эта проблема обсуждалась в XIV веке, после того как выкрест Авнер из Бургоса выступил со своей теорией абсолютного детерминизма, призванной не только оправдать его переход в христианство, но и доказать преимущество христианской религии над иудаизмом. Тем самым Авнер навязал своим бывшим собратьям философскую дискуссию, начало которой Моше Нарбони, один из его оппонентов, описывает так: «Был некий ученый, мой старший современник, один из выдающихся людей своего времени, который написал трактат о детерминизме, в коем заявил, что “возможного” не существует, а все является необходимым и предопределено… Этот человек, по имени Авнер, обладал богатыми знаниями, а посему я не думаю, что он сам впал в заблуждение, – скорее намеренно вводил в заблуждение других. Ибо для него пришли трудные времена, и он понимал, что не может ждать никакой помощи и вообще ничего, кроме вражды, от своих единоверцев, которые сами, будучи чуждыми мудрости [философии], ненавидели ее приверженцев, – потому он и стал апостатом... Ибо он был не из тех благочестивых людей, чья вера остается неколебимой даже при крайней материальной нужде... Позже, когда он увидел, что совершенное им неправильно даже с точки зрения философии – ибо даже философ не должен отрекаться от Торы, на которой был воспитан… – он попытался оправдать себя, проповедуя всеохватывающий детерминизм и утверждая, что все предопределено» (Моше Нарбони, Трактат о свободе выбора).
[2] Иосиф Флавий. Иудейская война. Кн. 2, гл. 8, разд. 14.
[3] Иосиф Флавий. Иудейские древности. Кн. 13, гл. 5, разд. 9.
[4] Цафуй – от глагола «лицпот», значение которого в языке Мишны – «видеть, наблюдать». Более позднее значение этого глагола – «предвидеть» – повлекло за собой более «философское» прочтение этого высказывания в Средние века: «Все предопределено, но свобода дана». Это высказывание, в частности, использовалось в философских дискуссиях Средневековья по вопросу о Б‑жественном Провидении.
[5] Так, например, Авнер из Бургоса даже свой переход в христианство объяснял предопределением (см. выше).
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
Шалом! Данный форум устроен по типу 
