|
|
"Потому что Я Г-сподь, Б-г ваш, освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят" (Левит 11:44) "Ибо все народы пойдут – каждый во имя божества своего, а мы пойдем во имя Г-спода Б-га нашего во веки веков." (Миха 4:5) |
  Шалом! Данный форум устроен по типу бейт-мидраш. Эта модель призвана помочь тем, кто желает изучать Тору и еврейскую мудрость, а учеников отличает стремление пополнить свои знания и найти им достойное применение. Люди данной категории не озабочены собственной репутацией или мнением большинства; их цель – сблизиться со Всевышним путем исполнения Его заповедей. Посещение «Бейт-Мидраш» не должно рассматриваться как место, где один человек обнажает духовную несостоятельность другого и претендует на исключительность собственного мнения. Суть общения и обучения – укрепление в праведности, исправление своего характера и, тем самым, участие в исправлении всего Мира (тикун олям).
У нас приветствуются ноахиты (бней-Ноах); геры (прозелиты), принявшие официальный или неофициальный гиюр, или находящиеся на пути к этому; выходцы из христианства или иных религий и культов; караимы; иудействующие, а также все Б-гобоязненные, неравнодушные к Б-гу Авраама, Исаака и Иакова, к Торе и Иудейскому образу жизни. Добро пожаловать! |
|
Теология иудаизма и христианства
| |
| Галилеянка | Отправлено в: Четверг, 13 Ноября 2008, 21:52 | Сообщение № 1 |
Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Теология предполагает сверхрациональное откровение и осознанный анализ основных положений религии. Откровение в религии сродни вдохновению в творчестве. То и другое включает мистическое чувство, знание, интеллектуальное постижение. В поисках Бога мы считаем правомерным и сомнение. Сомнение не ересь, более того, оно предполагает личностную, творческую связь с Богом. Не может быть знания, выбора, если нет свободы мысли. Вера не догма, Бог не идол.
С одной стороны, религиозные убеждения, идущие от традиций семьи, мало поддаются критическому осмыслению, с другой – ценность убеждения основана на представлении об истине. Любовь к истине – любовь к Творцу, а отказ от поиска истины означает отказ от божественного достоинства – разума. Вера это поиск себя перед лицом Всевышнего, который также нуждается в нас.
Обратимся к конкретным положениям иудаизма и христианства. Еврейская культура – своего рода вызов христианству, то, что мусульмане не признают Иисуса Богом, это их дело, а вот евреи, из среды которых вышел Иисус, – это уже протест, угроза христианской церкви. Диалог между иудаизмом и христианством, по сути, никогда не прекращался. В иудео-христианском диалоге христианские теологи или занимают воинствующую позицию, или утверждают преемственность своей избранности, или хотят брататься, уничтожая тем самым суть иудаизма. Много хороших слов о евреях и об иудаизме сказали русские философы[1], говорили о любви и лояльности, но смысл всех высказываний один: евреи отвергли Мессию, и чем раньше они признают Иисуса Мессией, тем лучше для них. Это сократит их мучения и путь к ассимиляции. И при этом недоуменный вопрос: «Что сохранило нацию? Чем живет народ?»
Но для того, чтобы обратиться к Иисусу, еврей должен прежде всего потерять веру в Бога. Что мы и постараемся доказать нашим исследованием.
Размежевание монотеистической религии на Ветхий и Новый Завет вызвано не появлением Иисуса; он, согласно найденным несколько десятилетий назад Кумранским рукописям, – один из последователей учителя кумранско-ессейской общины (о чем см. ниже). Размежевание обусловлено представлением христиан о том, что еврейский народ отверг Мессию, который, согласно Писанию, должен был «исправить сердца» и восстановить мир на земле. Но в истории еврейского народа такого факта не было[2]. Христианская теология, обозначая еврейское Писание Ветхим Заветом, который сыграл уже свою роль, противопоставляет ему Новый Завет в качестве спасительного откровения во Христе.
Уяснив основные положения иудаизма, мы тем самым устраняем искаженные представления об этой религии, предоставляя пытливому уму выбор того или иного вероисповедания. Взаимопонимание возможно путем осмысления концептуальных положений. Долгий мучительный иудео-христианский диалог в России с насильственным подавлением «жидовствующей ереси» до сих пор злободневен[3].
Начнем полемику с одним из талантливейших православных священников Александром Менем, что, по существу, является полемикой с христианской теологией. Полагаем, что мать А. Меня крестилась и крестила своих двух малолетних мальчиков не только из благодарности священнику неортодоксальной церкви, который помог семье выжить после ареста мужа в 1938 году. Должно быть, она, как многие евреи в России, приняла христианство и по причине недостаточной осведомленности в иудаизме. Не из чего было выбирать – христианство, заимствовав в некотором смысле "ветхозаветную" духовность, было одной из немногих позитивных ценностей в советской России. В статье С. Лезова «Победа или поражение» (см. Независимую газету от 25 февраля, 1993 г.) приводится высказывание А. Меня о том, что «обратившиеся евреи еще глубже поймут смысл духовного призвания своего народа». Отец Александр говорил о христианстве как о распространившемся по миру иудаизме. Так ли это?
Первой посылкой в работе А. Меня «Введение в христианскую веру и жизнь» является представление о том, что религия Израиля уступила место морали. Иудаизм понимается как «свод формальных законов диких кочевых скотоводов», обращенный к детскому, еще не развитому сознанию. Закон повелевает и запрещает, делая ударение на внешнем поведении человека. Евангелие в качестве религии духа противопоставляется Пятикнижию: «Евангелие выходит за пределы повелений и запретов, обращено к свободной воле, к сердцу человека, который должен действовать не просто по инструкции, а принимать свободные решения в духе любви к Богу и человеку» (с. 177-178). Но о каком механическом своде еврейских законов может идти речь, если этот народ первый познал Единого – духовного незримого Бога? Именно о господстве духа говорили пророки: «На сердце должно быть учение Господа» (Иеремия-Ирмияѓу). Александр Мень противоречив. В книге «Ветхозаветные пророки» он утверждает совершенно обратное, нежели в вышеназванной работе, а именно пишет о библейских откровениях, духовности Израиля.
Закон – не только юридически обязательный минимум нравственных поступков, Закон предполагает откровение, ибо откровение, равно как и вдохновение, нисходит к ищущему, идущему навстречу Богу. Основа Закона – свобода. Религия Израиля, где человек ведет разговор с Богом один на один, диалог без посредника является свободной творческой религией. Более того, иудаизм начался со свободного выбора. Авраам, постигший единое начало мироздания, является родоначальником нового мироощущения человека – человека, стоящего перед лицом Творца. Близость к Богу – характерная особенность иудаизма, и нет между тобой и Господом никого, кто бы мог взять на себя твои грехи; мы сами ответственны за свой нравственный выбор. Обретший смысл жизни в Боге Авраам является основателем экзистенциального сознания.
История иудейских племен начинается с повеления первому еврею Аврааму оставить свою страну и свой клан: «Пойди из земли твоей, из родства твоего и дома отца твоего в землю, которую я укажу тебе». Бытие в Боге – одна из основных тем Торы. С. Кьеркегор в своей программной работе «Страх и трепет» пытался постичь состояние Авраама, ведшего на заклание долгожданного сына. Было бы понятно, если бы Авраам убил Исаака (Ицхака) по велению Всевышнего тут же на месте, но Авраам ведет Исаака (Ицхака) на жертвенную гору три дня и три ночи. Как у всякого смертного, у него не могло не явиться сомнений в необходимости жертвы. Какова же была сила веры, чтобы выбрать свое продолжение не в реальном сыне, а в невидимом Боге, то есть выйти за пределы действительности. С точки зрения религиозного экзистенциализма, трансцендирование – это Бог. Суть философии иудаизма выражена М. Бубером: бытие как диалог между Богом и человеком. (См. М. Бубер. «Я и Ты».)
Представление А. Меня о догматическом характере Пятикнижия не соответствует действительности. Закон, данный Моисеем, носит творческий характер, что, собственно, и обусловило столь долгое выживание евреев. С точки зрения свободы воли еврейский диалог с Богом утверждает личностное достоинство человека, который, будучи перед Всевышним, не выбирает всего лишь между послушанием и греховным неповиновением; он ведает добро и зло и потому взывает к Творцу о справедливости. В данном аспекте мысли Н. Бердяева о том, что только Бог, раскрывающийся в сыне, в богочеловеке, перестает быть деспотическим монархом и делается Богом любви и свободы[4]– неправомерны. Свобода воли составляет отличительную черту иудейского религиозного мировоззрения. Всякий, начиная от Исава (Эсава) и Иакова (Яакова), волен был выбирать. Выбор себя – суть еврейского мистического опыта. Принятие Торы это тоже выбор, где высшая на уровне прозрения воля людей совпадает с волей Господа. Тора была дана на «ничейной территории» – на окруженной пустыней горе Синай. Согласно Агаде, прежде чем Бог дал священный Закон евреям, Он предлагал его другим племенам. Потомки Исава (Эсава) спрашивали, что в нем написано. – «Этот Закон запрещает убивать», – был ответ. Потомки Исава (Эсава) отклонили Закон: «Жизнь наша в мече, мечом жил и праотец наш Исав (Эсав) – нет, не хотим этого Закона». Исмаилиты также спрашивали, что в Законе написано. – «Запрещается грабить», – гласил ответ. Они также отвергли его: «Наша жизнь в добыче, добычей и войной жил и праотец наш Исмаил (Ишмаэль)». Израиль же принимая Закон, так сказал: «Господи! Господи! Для меня не существует в небесах ничего другого, кроме величия Твоего. Ты для меня один и в небесах и на земле: другого Бога, кроме тебя, я не ищу на небе и не желаю на земле». Бог ли выбрал евреев или евреи выбрали Бога? Избранничество осмысляется не на уровне повелений и запретов, а как добровольный союз. По сей день свобода выбора остается за человеком. Нет ига заповедей, каждый исполняющий Закон создает самого себя.
В кн. «Ветхозаветные пророки» А. Мень пишет: о том, что Тора уделяет мало внимания обрядовой стороне религии, ибо чистота, правда и милосердие – лучшие дары Господу. В «Введении в христианскую веру и жизнь», наоборот, ставит в заслугу именно христианству отмену формальных запретов и обращение к свободной воле, где человек руководствуется любовью к Богу и ближнему. Последнее утверждение в традиции православной церкви, то же проповедует отнюдь не светлая фигура в русском православии И. Брянчанинов: «До искупления все человеки были обладаемы грехом, творили волю греха и против желания своего, по искуплении рода человеческого Богочеловеком, уверовавшие во Христа и обновленные святым крещением, уже не насилуются грехом, но имеют свободу: свободу или противиться греху, или последовать внушениям его»[5]. Но свобода воли, как мы уже говорили, составляет основу иудейского сознания; достаточно вспомнить слова пророка: «Не говори: "Он ввел меня в заблуждение", ибо Он не имеет надобности в муже грешном. Всякую мерзость Господь ненавидит, и неприятна она боящимся Его. Он от начала сотворил человека и оставил его в руке произволения его». (Бен-Сира, XV, 12-14). Божественная природа человека в том и состоит, что он волен выбирать. Человек свободен и отвечает за свои поступки. Есть мнение мудрецов по поводу того, что Бог простил бы Адама, если бы тот взял грех на себя и в ответ на вопрос Создателя: «Кто сказал тебе, что ты наг? Не от древа ли, о котором Я заповедовал тебе не есть от него, ел ты?» не сослался на Хаву: «Жена, которую Ты дал мне, она дала мне от дерева, и я ел». Рабское сознание Каина в отказе от ответственности за свой грех, Каин обвиняет Бога в том, что тот не отвел его руку при убийстве Авеля. Но Творец хочет соучастника, достойного партнера, а не рабского, безответного исполнителя.
Противопоставление Закона свободе, даруемой искуплением, основывается на христианском положении о том, что Закон не в состоянии противостоять изначальной греховности человека. Умертвив и оживив своего сына Мессию, Господь-де уничтожил грех; уверовавшие в Иисуса получат силу бороться с искушением. В послании ап. Павла читаем: «Грех не должен над вами господствовать, ибо вы не под Законом, но под благодатью» (Римлянам VII, 6), «Умерли для Закона телом Христовым... освободились от него, чтобы вам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве» (там же). «Израиль, – продолжает ап. Павел, – в отличие от язычников, не достиг праведности, потому как искал не в вере, а в делах Закона (Римлянам IX, 31-32). Но ап. Павел непоследователен, ибо основа веры иудаизма, как и христианства, «любовь есть», а «любовь есть исполнение Закона» (Римлянам XIII, 10). Да и согласно евангелисту Матфею: «Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюдай заповеди» (От Матфея, XIX, 17). В Притчах сказано: «Хранящий заповеди хранит душу свою». То же подтвердил Христос: «Не нарушить Закон пришел я, а исполнить» (от Матфея, VII, 21). Соблюдение Закона для еврея – его нравственная свобода; в данном случае внешнее поведение человека – следствие его духовной ориентации.
Странной кажется мысль православной церкви об отождествлении "Ветхого Завета" с повелениями и запретами; невозможна вера всего лишь на уровне формального закона; вере предшествует потребность в истине, добре, справедливости, что, собственно, и проповедовали еврейские пророки. Вот и А. Мень напоминает о том, что Иезекииль (Йехезкель) возвестил свободу воли задолго до христианства. Правда и справедливость олицетворяли вселенский миропорядок; приблизиться к Богу можно было путем добрых дел и человеколюбия (См. «Ветхозаветные пророки»). Обряды и предписания культа не так уж и важны для Бога; гуманность, справедливость и нравственность выше любого обряда. Внутренняя личностная причастность к Всевышнему создала в Израиле понимание праведности, оказавшее впоследствии влияние на весь мир. Собственно об этом и пишет А. Мень в своей книге «Ветхозаветные пророки», а именно, о духовном призвании народа: «Не потому Израиль стал народом Божиим, что он лучше или выше других, но потому, что ему было предназначено принять Откровение, быть его сосудом и носителем» (Л., 1991, с. 36). Отец Александр в настоящей работе утверждает положения, совершенно отличные от предыдущих высказываний. Вот уж воистину благословляет против воли. Об этой непоследовательности автор настоящей статьи хотел говорить с А. Менем, но о. Александр ушел в лучший мир, диалог не состоялся.
Вл. Соловьев понимает Бога и самосознание человека в иудаизме следующим образом: «Свободный от всяких внешних ограничений и определений, но, не расплываясь в общем безразличии, Сущий Бог Сам себя определяет и является как совершенная личность или абсолютное «Я». Согласно с этим и религия должна быть не уничтожением человека в универсальном божестве, а личным взаимодействием между божеским и человеческим «Я». Именно потому, что еврейский народ был способен к такому пониманию Бога и религии, он и мог стать избранным народом Божиим»[6]. И далее: «Та истинная религия, которую мы находим у народа израильского, не исключает, а напротив, требует развития свободной человеческой личности, ее самочувствия, самосознания и самодеятельности»[7]. Еврейская нация, самая древняя из ныне существующих, выжила за счет экзистенциальной причастности Богу; нераздельности религиозного сознания и морали. Выжила не только в рассеянии, но и будучи в окружении языческого мира, когда представляла малочисленный скотоводческий народ. Вл Соловьев пишет по этому поводу: «Проходя через всю историю человечества, от самого ее начала и до наших дней (чего нельзя сказать ни об одной другое нации), еврейство представляет собой как бы ось всемирной истории»[8].
Непосредственное чувство и разум, а не формальные указания и запреты сохранили религиозное самосознание евреев, их идею союза со Всевышним. Нелепо даже предположить возможность четырехтысячелетнего выживания народа всего лишь за счет поведенческих правил и предписаний. В Пятикнижии сказано: «Бог являет мудрость внутри человека» (Исайя (Йешаяѓу) Пс. 8). Или слова: «Кто наблюдает за путем своим, тому явлю я спасение Божие» (Псалтырь Псалом, 49, 23). Это ли не обращение к самому себе, к своей душе – «Веселитесь о вечном и радуйтесь праведные, торжествуйте все праведные сердцем».
Христиане еврейское наследие приписали себе, и, таким образом, себя, а не евреев объявили народом-богоносцем. Достаточно вспомнить послание ап. Павла Римлянам: «Падение Израиля спасение язычникам. В отношении к благовестию, они враги ради вас. Вы помилованы по непослушанию их» (XI, 11). Злодейское распятие Иисуса было приписано евреям христианами. Но так как иудаизм никогда не носил догматического характера, инакомыслие Иисуса не могло послужить евреям поводом для казни. Более того, благодаря дебатам между школой Гилеля и школой Шамая, в основе которых было право на собственное мнение, свободное выражение мыслей стало обыденным явлением. Даже ап. Павла, извратившего учение иудаизма, сеявшего презрение к Закону, не побили камнями, а наказали бичеванием. О гуманности еврейского суда свидетельствует тот факт, что за семьдесят лет Синедрион всего лишь один раз вынес смертный приговор[9].
Выдвигая положение о том, что избранный народ Божий отверг Мессию, христианская теология развивает тему антисемитизма. Так, Н. Бердяев в статье «Христианство и антисемитизм» пишет о том, что иудаизм до Христа и иудаизм после Христа – явления духовно различные. Это классический постулат антииудаизма, то есть антисемитизма. По этому поводу уместно привести письмо известного русского философа и публициста Б. Чичерина к Н.К. Ренненкампфу: «Вы восстаете против моего взгляда на евреев, как на такое племя, от которого человечество получило все свое нравственное достояние и которому оно поэтому обязано вечной благодарностью. Вы утверждаете, что между древним Израилем Палестины и современным космополитическим еврейством такая же разница, как между нынешними греками и современниками Платона, Аристотеля. Признаюсь, меня такое сопоставление несколько удивляет. Оно было бы уместно, если бы нынешние греки сохранили неприкосновенным поклонение олимпийскому Зевсу и Афине-Палладе. Но ни в верованиях, ни в учреждениях, ни в характере мы не можем заметить ни единой черты сходства между нынешними греками и их отдаленными предками. Евреи, напротив, сохранили неприкосновенным именно то, что им было завещано как народная святыня, то, что составляло самую душу еврейского народа. Во имя этой святыни они в течение тысячелетий подвергались всякого рода гонениям и притеснениям; эта святыня составляла для них высшую духовную связь, когда они были рассеяны по всей земле. Именно то и было причиной постоянного их отчуждения от других народов. Вы указываете на это отчуждение, но почему-то не сочли нужным обратить внимание на его источник. В поучениях евреев господствует такой широкий дух любви, который мог бы украсить любую христианскую проповедь. Мы черпаем из того же источника, мы их священные книги считаем писанными самим Богом для наставления человечества. Если хранение этого священного завета выделяет евреев из всех других народов, то, казалось бы, это отчуждение всего менее должно проявляться со стороны христиан, верующих в Библию, а между тем выходит наоборот. Мы никогда не воздвигали гонений на магометан, мы не ограничиваем их прав, позволяем им селиться где угодно и делать что хотят. Относительно же евреев, от которых мы получили все свое нравственное достояние, мы следуем совершенно иной политике. Как же это объяснить?»
Настоящая полемика, пришедшаяся на начало ХХ века, актуальна и в настоящее время. Известна точка зрения о том, что евреи обречены на страдания, потому как отвергли путь к вере через страдания, отвергли крест. Мы разделяем другое мнение: «Евреи, даровавшие миру идею мессиански-прекрасного будущего, героически отказались извращать эту мечту, и предпочли мученичество признанию того, что ожидаемый Мессия якобы пришел и ничего не изменил[10].
Евреи не ассимилировались ни за высокие государственные должности, ни за жреческие чины. Даже истязания и позорная казнь не заставили народ отказаться от своей религиозной самобытности. Как тут не вспомнить пророчество Иезекииля (Йехезкеля): «Так говорит Господь Бог: хотя Я их и удалил к народам и рассеял их по землям, но Я буду для них некоторым святилищем в тех землях, куда пошли они... и будут они Моим народом, а Я буду их Богом» (Иезекииль-Йехезкель): XI, 20).
А. Мень в той же работе «Введение в христианскую веру и жизнь» ставит в заслугу Иисусу то, «что некоторые библейские установления он недвусмысленно отменил». Так, христианство осуждает месть, но непозволительна месть и в иудаизме; «око за око» это всего лишь условие юридической ответственности, означающее правосудие. При этом отрицается возможность нанесения увечий в порядке наказания за увечья. Мстительный получает отмщение от Господа. В Торе сказано: «Не мсти. Не храни злобы». Необходимость же юридической ответственности обусловлена положением о том, что Бог прощает только те грехи, которые совершены по отношению к Нему, грехи же, совершенные по отношению к человеку, покаяние не искупает до тех пор, пока пострадавший не удовлетворен. А чтобы было неповадно, выгнавший свой скот на чужое поле «лучшим из поля и виноградника своего заплатит» (Исход (Шмот) XXII, 4).
Вот уж воистину учитывалась природа человека: не мсти, не укради, не зазнавайся, не верь самому себе до дня смерти твоей и не суди ближнего, пока не побываешь на его месте (См. Авот). Раввины не только на словах, но и примером своей жизни проповедовали отсутствие озлобления, миролюбие, любовь к Богу и человеку. Возлюби ближнего своего – основная заповедь иудаизма. Путь к Богу через любовь к другим, все остальные 612 заповедей, – учил рабби Гиллель, – приложатся. «Горе человеку говорившему: «Я унижен, да будет и ближний мой унижен. Я проклят, да будет и ближний мой проклят». Да будет честь ближнего твоего так же дорога тебе, как твоя собственная». Учителю св. Писания р. Гиллелю принадлежат такие слова: «Люби мир, ищи примирения, люби людей, приближай их к Закону. Суди ближнего своего с хорошей стороны. Спеши на помощь ближнему своему». Рабби Гиллель призывал причислять себя к угнетенным, а не к угнетателям – лучше самому страдать, чем причинять страдания другому.
"Ветхозаветную" мудрость любви к ближнему Иисус положил в основу своего учения, но проповедью непротивления злу: «Если тебя ударят по правой щеке, подставь левую», призывом любить врагов своих – основатель христианства доходит до самоуничижения. Здесь он расходится с иудаизмом, где призывается простить врага своего: «Прости ближнему твоему обиду, и тогда по любви твоей отпустятся тебе грехи твои» (Бен Сира, XXVIII, 1-2). В Притчах мы читаем: «Если голоден враг твой, накорми его хлебом, и если он жаждет, напои его водой» (XXV, 21). И далее: «Если найдешь вола врага твоего или осла его заблудившимся, приведи его к нему». (Исход (Шмот), XXIII, 4). В кн. Иезекииля (Йехезкеля) сказано: «Не хочу смерти беззаконника, а чтобы он обратился от путей своих и был жив». (XVIII, 23). Праведник не только творит добро, но и переделывает зло в добро. Вспомним эпизод, когда Давид отрезал край одежды преследовавшего его Шаула: «Моя рука не будет на тебе. Господь да будет судьей и рассудит между мною и тобой». Громко заплакал Шаул и сказал Давиду: «Ты справедливей меня, ты воздал мне добром за зло».
Приводимые нами выдержки из св. Писания свидетельствуют о том, что Бог евреев не является злобным, мстительным Богом, как то утверждают апологеты Нового Завета. Мстительность недопустима в иудаизме, но упорствующему злу следует оказывать сопротивление, что означает призыв к справедливости. Прихожанин о. Александра Меня Гриша Зобин вспоминает: «Батюшка учил нас не мириться со злом, в какой бы сфере и на каком бы уровне оно ни проявлялось. Христианство он понимал не как непротивление злу, а как сопротивление ему. Убить негодяя, защищая сироту, это не убийство. О. Александр учил активно творить добро, на добре и любви придут люди всех вероисповеданий к пониманию Единого»[11]. В данном случае логичной кажется мысль о том, что евреи Москвы обращались в христианство по большей части у А. Меня, потому как в нем нашли близкую их мироощущению ответственность за добро и зло.
Сущность иудаизма в проникновенной близости к Богу, любви к ближнему, активном служении добру. Следовательно, ставить вопрос о приоритете евангельской этики, творящей нового, живущего в Боге человека, исторически неправомерно. Неправомерно и догматическое истолкование христианством субботы в Торе. Так, слова Иисуса о том, «что не человек для субботы, а суббота для человека», не отражают реального положения. Суббота в иудаизме именно для человека в его высшем духовном проявлении. Это день, когда освобождаются от забот о хлебе насущном и разговаривают с Богом молитвой и учеными занятиями. Субботе, в самом деле, уделяется большое внимание, но не услышишь раввина, проповедующего спасение посредством соблюдения шабата, а при необходимости можно нарушить субботний ритуал. Последний для рассеянных по миру евреев имел особое значение, потому как объединял народ, возвещал бесправному нищему сознание своего национального «Я». Как пишет Андре Неер: «Суббота – это встреча времени с вечностью»[12].
Не нова и христианская заповедь: «Не заботьтесь», имеющая в виду обычные хлопоты о житейских делах, а именно заботу в смысле мучительной и тревожной озабоченности, которая изобличает маловерие. Та же заповедь имеет место в иудаизме, изречение из Торы гласят: «У кого есть хлеб в корзине, а он заботится о пропитании на следующий день, тот принадлежит к маловерам». Вспомним также, что во время Исхода можно было собирать манну небесную не более чем на один день.
Христианство приписывает себе "ветхозаветное" отношение с Богом как богосыновство, но для Израиля богосыновство изначально; выражение «сын божий» было расхожим у евреев. Евреи были первым народом, воспринявшим трансцендентное отцовство Бога. «Так говорит Господь (Бог еврейский): Израиль есть сын Мой» (Исход (Шмот), IV, 22). Бог о Давиде: «Я буду ему Отцом, и он будет мне сыном» (Кн. Царств (Шмуэль II), VII, 14). Или следующие слова: «Я (Бог) избрал Соломона себе в сына – Я буду ему Отцом» (Паралипоменон, XXVIII, 6).
Далее А. Мень отмечает характерное для христианства положение о том, «что проповеди христовой предшествовало выступление Иоанна Крестителя с призывом к покаянию». Но призыв к покаянию актуален на протяжении всей библейской истории. Исповедуясь перед Всевышним, еврей начинал жить с обновленной душой – восстанавливал свою изначальную близость к Творцу. Не обосновано и утверждение о том, что проповедь покаяния Иоанна Крестителя приближала приход Мессии, потому что непременным свидетельством прихода Мессии было изменение мира: торжество добра и справедливости. Мессианские ожидания существовали на протяжении веков, а в предхристианской Палестине с расцветом эсхатологических идей особенно усилились. Общеизвестно, что в первой половине I века нового летосчисления в Палестине было множество религиозно-политических партий и мессианских претендентов, одним из которых был Иисус из Назарета. И рассматривать призыв Иоанна Крестителя к покаянию как преддверие Христа исторически неправомерно. Согласно «Истории евреев» Генриха Греца, Иоанн Креститель – ессей, сын священника. К Иоанну Крестителю стекалось немало глубоких и мечтательных натур, одной из которых, очевидно, был Иисус. Правомерен вопрос: вернулись ли люди с крещения в Иордане исправившимися и оставил ли этот символический акт глубокое нравственное впечатление? (См. т IV, с. 208-209).
Вопрос о нравственном перерождении людей связан с пониманием Мессии. А. Мень во «Введении в христианскую веру и жизнь» пишет о ап. Павле: «Ему было открыто, что с приходом Мессии эра старого Закона осталась позади, сменившись эрой благодати, то есть спасения, которое даруется людям, несмотря на их недостойность». (Стр. 173)
Христианство поставило между человеком и его ощущением близости Всевышнего искупающего грехи Христа. Как пишет А. Мень: «С приходом Христа миру открылся путь к спасению» (там же, с. 181). Собственно, это догма христианства, о чем читаем у ап. Павла: «Ради него возвещается вам прощение грехов, во всем, в чем вы не могли оправдаться Законом Моисеевым, оправдается им всякий верующий».
Для христианского теолога настоящее утверждение стало азбучной истиной. Согласно этому положению, «не имея в себе сил выполнить ветхозаветные заповеди, человек должен обращаться к благодатной помощи, которую дарует дух Христов» (Филистимлянам, IV, 13; Галлатам; 11, 20). Люди могут прийти к Богу только через Христа: «Все предано мне Отцом моим» (От Матфея XI, 27), или «Отец любит сына и все дал в руку его. Верующий в сына имеет жизнь вечную, а не уверовавший в сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем» (От Иоанна III, 36). Христианство, таким образом, подменяет Бога Христом, о чем, собственно, и пишет А. Мень: «Возвещая свое учение, Христос говорит не как пророк от имени Бога, а как Бог».
Бог един и один. Иисус же для евреев, по рождению причастных Творцу, всего лишь напоминал слова мудрецов: «Оставьте грехи ваши и навсегда перестаньте делать беззакония» (Эзра: XVI, 68). Впрочем, и сам Иисус говорил о том, что «Господь Бог наш есть Господь единый» (От Марка XII, 29). С другой стороны, Иисус берет на себя полномочия Бога, говорит о своем мессианском назначении; так он спросил у своих учеников: «За кого люди почитают меня, сына человеческого? Они сказали: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные и за Иеремию, или за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: "Ты – Христос, сын Бога живого"». Иисус подтвердил свое мессианство, похвалив проницательность Петра (См. От Матфея XI, 13-20; от Луки IX, 18). Когда же несколько дней спустя Симон-Петр, Иаков и Иоанн заметили, что приходу Мессии должен предшествовать пророк Илия, Иисус возразил, что Илия уже явился в лице Иоанна Крестителя, но он не был признан (От Матфея XVII, 10-13).
В «Деяниях», где цитируются пророческие слова Моисея, Иисус говорит о себе как о пророке: «Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших пророка, как меня, слушайтесь его во всем» (Деяния III, 22). Свидетельствует о пророческом призвании Иисуса следующий диалог с иудеями: «Много добрых дел показал я вам от Отца моего, за которое из них хотите побить меня камнями? Иудеи сказали ему в ответ: не за добрые дела хотим побить тебя камнями, но за богохульство, за то, что ты, будучи человеком, делаешь себя Богом. Иисус отвечал им: не написано ли в Законе вашем: Я сказал вы боги. Если Он назвал богами тех, к кому было слово Божие, и не может нарушиться Писание – тому ли, которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите, богохульствуешь, потому что я сказал: я сын Божий» (От Иоанна X, 32-36). Настоящие слова служат подтверждением того, что Иисус считал себя одним из помазанников Божиих, но не Богом.
Если говорить о первостепенной значимости для евреев того или иного избранника Бога, то таковым является родоначальник Авраам. Авраам первый постиг Всевышнего и первый вышел победителем из десяти дьявольских искушений, которым затем подвергся Иисус[13]. Авраам и, спустя пять веков, Моисей – прототипы всех будущих пророков – явились для евреев основателями веры. Так же приобщил к Богу язычников Иисус. По выражению Александра Меня: «Христос начальник и свершитель нашей веры» – и учение двенадцати апостолов предназначено для язычников.
Личность Иисуса не имеет для евреев мессианского значения, слова и деяния его не являются для них откровением. О чем свидетельствуют следующие сопоставления: в Пятикнижии сказано: «Не одним хлебом жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Бога» (Второзаконие (Дварим) VIII, 3.). Сравните со словами Христа: «Не хлебом единым жив человек». В кн. «Царств» Елисей оставил волов и побежал за Илией, так же Петр оставил свои сети и пошел за Христом. Илия воскресал, Елисей воскресал, воскресал и Иисус. Елисей накормил сто человек несколькими ячменными хлебами и сырыми зернами в шелухе. «И сказал он: отдай людям, пусть едят, ибо так говорит Господь: "Насытятся и останется"». «Он подал им, и они насытились, и еще осталось по слову Господнему» (Кн. Царств, IV, 42-44). Накормил толпы двумя рыбами и пятью хлебами Иисус. Иисус говорил: «Претерпевший до конца спасется», но о том же сказано задолго до него Ездрой (Эзрой): «Если не пройдет тесноты, как может дойти до широты? Как получит свое наследство, если никогда не перейдет лежащей на пути опасности» (Кн. Ездры (Эзры), VII, 9). «Кто выдержит опасность, тот сохранит себя» (Там же, XII, 23).
При чтении Нового Завета обращает на себя внимание и то обстоятельство, что внешний сценарий деяний Иисуса также задан "ветхозаветными" пророчествами. В Евангелии от Марка Иисус въезжает в Иерусалим на необъезженном ослике, которого попросил привести ему, ибо так сказано в Писании: «Исследуйте Писания, ...они свидетельствуют обо мне» (От Иоанна V, 39). Когда за Иисусом пришли воины, он мог уйти, спрятаться, но, согласно пророчеству, он должен был пострадать и потому выходит к стражникам и говорит: «Это я» (там же, XVIII, 5). Более того, Иисус провоцирует на предательство своего самого понятливого любимого ученика: «Один из вас предаст меня», а на вопрос: «Кто же?» отвечает: «Кому я, обмакнув хлеб, подам». Подал Иуде и тут же торопит его: «Что делаешь, делай скорей». И, конечно, не ради тридцати сребреников, а ради исполнения пророчества указал Иуда на своего учителя. Но очень уж чудовищным оказалось средство даже ради такой высокой цели. Иуда не выдержал, покончил с собой. В христианской литературе выискиваются слова библейских пророков, предсказывающие приход Христа, используются тексты Исайи (Йешаягу), но Исайя (Йешаягу) пророчествовал не об Иисусе, а о справедливом царе, отвергающем зло, выбирающем добро, и как следствие – о непобедимости Иудеи. Все пророки утверждали, что Мессия, избавитель и спаситель Израиля, соберет свой народ, но случилось обратное, и не настал столь долгожданный золотой век добра и справедливости[14].
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
| |
| |
| Галилеянка | Отправлено в: Четверг, 13 Ноября 2008, 21:52 | Сообщение № 2 |
|
Администратор
Сообщений: 5588 C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Христос и христианство не явились для евреев откровением, ни в фактологическом, ни в теологическом плане. Подобное утверждение становится очевидным не только при обращении к Писанию, но и при знакомстве с Кумранскими рукописями, которые также свидетельствуют о неоригинальности учения Христа. Кумранские рукописи с их мессиански-эсхатологической направленностью освещают конкретные истоки раннего христианства. Кумранская община, существование которой датируется IV-I вв. до нового летосчисления, во многом явилась прообразом первых христианских сект. В Дамасском документе[15] сообщается о появлении посланного Богом Учителя, ставшего руководителем и идеологом общины. Учитель, осознавший свою миссию и высокое назначение, во многом предваряет учение Христа. Но, как значится в Дамасском документе, Учитель не сын, а избранник Бога, здесь не подчеркивается идея мессианства. Более того, есть основания полагать, что Учитель праведности – не обозначение какого-либо конкретного исторического лица, а титул, которым именовался руководитель общины на протяжении ее существования. Иисус, как и Учитель праведности, проповедует покаяние, смирение, любовь к ближнему, отказ от насилия; оба избранники и помазанники Божии[16].
В Кумранских рукописях нет и намека на такие христианские догмы как воплощение Бога, учение о троице, искупление первородного греха. Кстати, в иудаизме не акцентируется внимание на первородном грехе, каждый несет ответственность за свой грех. Пророк Иеремия (Ирмеяѓу) заверяет от имени Вседержителя, что каждый будет умирать за свое собственное беззаконие (Иеремия-Ирмеяѓу, XXXI, 29-30). Не передаются грехи родителей детям, и сын не несет ответственности за отца (Иезекииль-Йехезкель), XIII, 20).
Исследователь рукописей Мертвого моря И. Амусин обращает внимание на сходство многих самоназваний Кумранской общины: «Община бедных», «Простецы, или Малые», «Община истины», «Община избранников Бога», «Сыны света» – с теми названиями, которыми именовали себя христиане в евангельских текстах (см. от Иоанна и от Луки). Название «простецы» ассоциируется с раннехристианским выражением «малые сии», которые в новозаветной литературе противопоставляются мудрым и разумным. В Кумранских рукописях община также именуется «Новым Заветом»[17]. Основная апокалиптическая проблема «Книги тайн» (текст 1-й пещеры) – тайна будущего, что для кумранских идеологов означало гибель бесчестия и торжество справедливости. Но эти мессианские пророчества относились к неопределенному будущему[18].
В Кумранских рукописях мы наблюдаем ранее отмеченное нами сходство с христианством в исцелении и вознесении на небо[19]. И. Амусин сопоставляет кумранский обряд благословения хлеба и вина, где нет даже намека на «искупление кровью», с будущим христианским таинством евхаристии. Интересен и тот факт, что кумранская община носила замкнутый характер, чем исключалась миссионерская деятельность. Этого не скажешь о раннехристианских общинах, где миссионерство играло доминирующую роль.
При сопоставлении обряда крещения у христиан с иудейским обрядом очищения водой очевидно их сходство, выраженное словами пророка Иезекииля (Йехезкеля): «И окроплю вас чистою водою, и вы очиститесь. И дам вам сердце новое, и дух новый вложу в вас..., и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях моих» (Иезекииль-Йехезкель), XXXVI, 25-27). Обряд очищения водой был у ессеев, откуда, согласно истории еврейского народа, происходит Иоанн Креститель. Последний утверждал возможность очищения души посредством «крещения», то есть погружения в реку, что не противоречило ортодоксальному иудаизму, практиковавшему в течение многих веков ритуал очищения проточной водой. В кн. пророка Исайи (Йешаяѓу) сказано: «Омойтесь, очиститесь, удалите злые деяния от глаз Моих, перестаньте делать зло, научитесь делать добро, ищите правды: спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Исайя- Йешаяѓу, I, 16-17).
К вопросу о сходстве ессеев с кумранской и раннехристианскими общинами относится проповедь обета нищеты, отказ от собственности, поскольку богатство развращает душу. Наиболее продвинутые или посвященные ессеи не женились, отвергали плотскую любовь. Те из них, которые воспитывались на священных книгах и изречениях пророков, редко ошибались в предсказаниях[20]. И уж совсем сближает ессеев с христианами то, что они относились к своему Учителю с любовью, близкой к поклонению, и вера в его учение была равносильна спасению, что, однако, не являлось основанием для отождествления Учителя с Богом. Учитель праведности у кумранитов и ессеев жертвует собой, чтобы присоединиться к избранникам Бога. Тут невольно вспоминается отмеченное ранее положение о том, что Иуда предал своего учителя на казнь, дабы учение Иисуса получило распространение – та же идея жертвы.
Согласно Дамасскому документу, члены кумранской общины ожидали второго пришествия уже умершего Учителя – воскресения из мертвых. Так же ожидалось воскресение Иоанна Крестителя (см. от Матфея XIV, 1-2; от Марка I, 14-17; Луки IX, 7-9, 19), веру в воскресение мы находим и в кн. Исайи (Йешаяѓу).
Говоря о преемственности пророческих Писаний, мы ставим под сомнение право христиан не только присваивать себе наследие иудаизма, но и объяснять разницей теологических положений принцип антииудаизма, то есть антисемитизма.
Основанием для утверждения о возникновении христианства из еврейских общин являются их совпадение по времени, этническая и территориальная общность. Заметим: до открытия свитков Мертвого моря, о ессеях и их религиозных обычаях упоминали Иосиф Флавий, Филон, римский историк Плиний и в 1864 г. – английский исследователь Кристиан Гинсбург. Последний в своей монографии «Ессеи, их история и учение» высказал предположение, которое в дальнейшем подтвердилось свитками Мертвого моря. А именно: христианство существовало, по меньшей мере, за два века до Христа – его пропагандиста, но не зачинателя[21]. О существовании христианства задолго до Иисуса свидетельствуют также записи теолога Караима Абу-Юсуфа аль Кирсани об еврейских сектах, где Иисус почитался не Богом, а пророком.
Сопоставление христианства с еврейскими общинами, анализ рукописей Мертвого моря приводят к выводу и о том, что влияние на новую религию оказали не только отдельные секты, а многообразие духовной культуры евреев в целом. Это положение, высказанное Норманом Готлибом, подтверждается археологическими данными. Так, при раскопках в Масаде, расположенной в тридцати милях от Кумрана, обнаружено четырнадцать свитков, по времени и характеру письма сходных с кумранскими. Более того, был даже отрывок одного из текстов, найденных ранее в Кумране. Поскольку большинство защитников крепости были родом из Иерусалима, Норман Готлиб полагает, что рукописи попали туда из осажденной столицы. Ученый также считает, что свитки, найденные в Кумране, тоже были принесены туда из Иерусалима; при этом он приводит весьма убедительные доказательства. Отсюда вывод: тексты, найденные в пещерах, свидетельствуют не об одной экзотической секте, а о наличии различных течений в иудаизме[22]. Воистину Эрнест Ренан, живший за пятьдесят лет до кумранских находок, – провидец: он высказал предположение о существовании учений, связывающих христианство с иудаизмом.
Не случайно первые два десятилетия после смерти Иисуса христианство существовало в виде одной из многочисленных еврейских сект. Творцом нынешнего христианства явился Павел, который присвоил Иисусу божественность, а себе – пророчество от него. Иисус не начертал ни одного закона. Главным образом утверждал, что вера – смирение перед Господом. Вопрос, является ли Иисус Богом или человеком, актуален не только во времена становления церкви. Убедительны в этом смысле религиозные искания Исаака Ньютона, которые привели его к мысли о том, что Бог абсолютно трансцендентен. Обожествление же Христа – проявление идолопоклонства, то есть смертный грех[23].
Расхождение между иудаизмом и христианством не только в отрицании божественности Иисуса, в неприемлемости для евреев промежуточного звена между Богом и человеком, но и в различном понимании Мессии. Приход Мессии для евреев – уподобление царства земного царству небесному. Мессия-Иисус, напротив, говорит, что «царство мое не от мира сего». Христианство, отделив небесное от земного, уповает на загробную жизнь, иудаизм же стремится здесь, на земле, решить проблему уничтожения зла; мессианская эпоха должна принести избавление всем народам. Мессия всегда представлялся евреям человеком во плоти: будучи одним из нас, смертных, он умрет, тогда сын и внук его будут править вместо него. Пророк предсказывал: «Не ослабеет и не изнеможет, доколе на земле не утвердит суда» (Исайя (Йешаяѓу), 42, 2). Общеизвестно мнение о том, что, живя в конкретное историческое время, Иисус надеялся ещё при жизни своих учеников на некую космическую революцию и потому не видел смысла в сопротивлении злу, в частности, сопротивлении Риму. Иудаизм, в отличие от христианства, не противопоставляет преходящее – сегодняшний день – вечному, в жизни человека участвуют и душа, и тело, да и бессмертие подготовлено праведностью земной жизни.
С приходом Иисуса мир все также лежит во зле, и Каин убивает богоугодного Авеля. Причем, согласно свидетельству истории двух тысячелетий, зла больше от христиан, нежели от иудеев. Страдание, объявленное Христом как путь к спасению, не действенно, вся история человечества – страдание. Переносить же чаемое воздаяние в потусторонний мир – не решение проблемы, а уход от нее. Смирение и кротость были теми средствами, с помощью которых Иисус обращал в христианство. «Смирение и покаяние единственная цена, которою покупается познание Христа» (И. Брянчанинов). Собственно за то же ратовал и ап. Павел, который всякий раз напоминал о необходимости повиноваться и покоряться властям: «Начальник – божий слуга, тебе на добро... Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители» (Римлянам, XII, 4). Причем смирение и кротость от изначальной греховности: «Всех заключил Бог в непослушании, чтобы всех помиловать» (XI, 32). Помилование предполагает, таким образом, непослушание. Здесь кроются истоки рабского сознания; будем грешить и каяться. Бог милостив – простит. Напротив, в библейском сознании преобладает личностное достоинство, необходимость ощущения праведности. Бог – Абсолют, а не милующий или карающий хозяин. Именно поэтому возможен диалог человека с Творцом. Иов вопрошает Создателя: «За что Ты со мною борешься?» (IX, 2), «Доколе не умру, не уступлю непорочности моей» (XXVII, 5), «Я желал бы только отстоять пути мои перед лицом Его» (XIII, 15). Это не слепая вера, не смирение, а богоборчество, поиск смысла в незаслуженных страданиях.
Суть иудаизма не столько в покорности и смирении, сколько в жажде справедливости, в творческом поиске своих путей. Кротость и смирение не чужды иудаизму, но при этом доминирующее значение имеет духовное устремление, мужественное, активное служение добру и приносящий людям радость труд. Лучше делать добро, чем проводить жизнь в посте и молитве. Согласно рабби Гилелю, «не в посте и воздержании и облачении себя вретищем, посыпании главы пеплом находит Господь благоволение, а в искреннем раскаянии, милосердии и благотворительности». Нищета, аскетизм препятствуют духовному росту человека. Аскетизм возможен при выборе пути, личностном становлении, когда необходимо временно отказаться от естественной жизни. Пророки не проповедовали страданий: ты можешь возвыситься над собственным страданием, но не над страданием ближнего. Не отказ от мира, а соучастие в его творении, созидании характерны для еврея. Жизнь здесь: «В могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышлений, ни знаний, ни мудрости» (Екклесиаст-Коѓелет), IX, 10). А вот что говорит по этому поводу Вл. Соловьев: «Верующий израильтянин хочет, чтобы предмет его веры обладал всей полнотою действительности, осуществлялся до конца; со своей стороны, и энергия, и активность человеческого духа не могут довольствоваться отвлеченным содержанием идей и идеалов – она требует их реального воплощения, требует, чтобы духовное начало до конца овладевало материальной действительностью, а это предполагает в самой материи способность к такому одухотворению, предполагает духовную и святую телесность. Религиозный материализм евреев происходит не от неверия, а от избытка веры, жаждущей своего исполнения, не от слабости человеческого духа, а от его силы и энергии»[24].
При всех различиях иудаизма и христианства у этих религий одна цель: победа божественного начала человека. «Окончательная цель для христиан и иудеев, – пишет Вл. Соловьев, – вселенская теократия, осуществление божественного Закона в мире человеческом, воплощение небесного в земном». Казалось бы Вл. Соловьев постиг суть философии иудаизма, однако он продолжает: «Но в христианстве нам открывается сверх того путь к этому венцу, и этот путь есть крест»[25]. О том, что крестные страдания – путь к спасению, пишут большинство христианских теологов. «Христос провел свою земную жизнь в скорбях. Этим он освятил мучения и скорби истинно верующих в него». И далее: «Первоначально нужен усиленный телесный подвиг: коленопреклонения, утомляющие тело, смиряющие душу, нужны продолжительные стояния, всенощные бдения, мучительство и удручение плоти моей», – чем, собственно, предполагалось хоть несколько уподобиться распятому за людей Христу[26].
Однако если во главу угла ставить провозглашенное Иисусом страдание, то еврейскому народу, как мы уже говорили, более, нежели другим народам, страдание не чуждо. Дело не в кресте, а в различном толковании цели – на земле должен восторжествовать Закон Бога. Закон для людей, а не для небожителей. Творческая самореализация, счастье – вот цель человеческого существования.
Путь к Богу открывается через знание и труд. Рабби Хия говорит в Талмуде: «Радоваться плодам своего труда лучше, чем испытывать страх перед небесами». Человек, отыскав в этой жизни смысл, становится творцом, источником добра; из получателя делается помощником Всевышнего, или, как говорит М. Бубер, «создает образ Бога» (См. «Путь человека»).
Теологическим воззрениям аналогичны и теософские построения: в иудаизме душа освобождается от круга рождений и возвращается к своему вечному источнику при полном развитии всех своих задатков в земной жизни. В христианстве – при полном отождествлении со страдающим Христом, «посвященный всегда носит в теле мертвенность Господа Иисуса» (Павел, Коринфянам, VI, 10). Но цель теософии – восстановить иерархию разума; каббалистический принцип, выстраивающий сфирот по аналогии с человеческим сознанием, ближе здравому смыслу и единобожию, нежели христианские мистерии, предполагающие наличие верховного божества, бестелесных богов и видимых тел богов.
Иудаизм и христианство разнятся и пониманием значимости отдельной личности. В основе иудаизма – свобода и творческая реализация личности; «…понятие образ Божий в первом описании сотворения человека относится к боговдохновенному таланту человека-творца. Человек как бы уподобляется Богу в своем стремлении и способности быть творцом»[27]. Без творческого участия человека замысел Бога о творении совершенного мира не может осуществиться. В данном вопросе еврейский темперамент А. Меня берет верх, он тоже считает обязательной индивидуальную реализацию каждого: «Нельзя ограничиваться в своих жизненных устремлениях, в работе, в творчестве чем-то средним «посильным». Надо ставить перед собой самые высокие задачи, брать неприступные вершины. Только так жизнь может состояться» (Воспоминания Григория Зобина). И далее Г. Зобин пишет о своем наставнике: «Пробуждал трудолюбие души и ума, которое делает человека способным победить в себе стадные чувства ненависти, зависти, тупой покорности, животного страха, равнодушие к чужой боли»[28].
За осознанием своего жизненного предназначения, греховности или праведности следует спасение, под которым в христианской теологии разумеется рай или ад, вечные муки или вечное блаженство. В иудаизме спасение представляется как возможность быть представленным перед лицом Всевышнего. Если бессмертен разум, разумная часть души, то приобретенные в жизни естественные и метафизические знания подготавливают душу к будущему миру. Правдоподобным кажется представление Хорхе Луиса Борхеса о рае, похожем на библиотеку (см. «Поэма даров»).
Спасительным событием в христианстве считается смерть Иисуса; в иудаизме каждый сам открывает путь к Богу: трудно согласиться с тем, что один искупил грехи всех. Христианство прославляет уверовавших в Христа и предрешает вечные наказания не верующим в него. Впрочем, христианские теологи неоднозначно трактуют связь спасения с принадлежностью к христианству. А. Мень, будучи неортодоксальным священником, признает возможность спасения вне Христа. А вот И. Брянчанинов однозначен: «Неприемлющим благодати искупления, проповедуемого Евангелием, как единственного средства к оправданию перед Богом: анафема»[29]. Более того, И. Брянчанинов сужает круг избранных: «Для желающих спастись необходимо повиноваться православной церкви, повиноваться ее установлениям»[30].
Анафеме И. Брянчанинова предшествовало проклятие ап. Павла: «Кто не любит господа Иисуса Христа – анафема» (Коринфянам, XVII. 22). «Кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (Галатам I, 9). Та же нетерпимость к инакомыслящим в Евангелии от Матфея: «Кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской» (От Матфея XVIII, 6).
В иудаизме, напротив, признается право на спасение всех народов, принадлежащих к другим вероисповеданиям. Каждый человек угоден Богу, «Бог с теми, кто взывает к Нему», и для этого не обязательно исповедовать иудаизм. Каждый народ, сохраняя национальную религию, придет к Богу своим путем. Как ни значим для иудаизма разум, праведная жизнь еще более важна; вот почему в число тех, кто может «обрести бессмертие в одно мгновение», Талмуд включает невежественных и язычников. Соломон воздвиг Храм и молил Бога о спасении всех, будь то израильтянин или иноверец. В Талмуде не сказано: «Откройтесь, врата справедливости, и пусть священники, левиты и сыны Израилевы войдут», а сказано: «Пусть праведники войдут». Добрые люди любого вероисповедания достойны спасения: праведные всех народов мира имеют долю в мире грядущем – тут и в самом деле нет эллина и иудея.
Израильские пророки поднялись до сознания единого человечества: правда и добро имеют универсальный характер. «Бог, создавший небо и землю, – пишет Ж.-Э. Ренан, – становится не национальным Богом, а Богом человеческой совести и совершенное царство будет для всего человечества». И далее Ренан говорит о том, что иудаизм был распространен в Сирии, Дамаске, Пальмире, Греции, Риме. Эллины обращались в иудаизм примерно за сто пятьдесят лет до рождества Христова. Люди, исповедующие иудаизм, жили в Орлеане, Париже. Магомет также начал с приобщения к израильским пророкам, а принявшее иудаизм Хазарское царство занимало почти всю южную Россию[31].
Однако если распространившаяся по миру вера в единого Бога отождествляется с идеей милосердия, любви, которые должны восторжествовать здесь, на земле, и если добрыми делами можно заслужить спасение, то, как заявляет ап. Павел: «Не было бы никакого смысла в распятии Христа» (Галатам). «Верь в Христа, и ты будешь спасен» – основная посылка христианства, вот ап. Павел и предает анафеме всех усомнившихся в искупительной жертве Христа, а последователи ап. Павла, чтобы приостановить обращение язычников и даже христиан в иудаизм, пользовавшийся в I-II вв. большой популярностью, провозгласили смертную казнь каждому отступнику. При подобном искажении учения Иисуса напрашивается мысль о том, что если бы он вернулся на землю, то пошел бы в синагогу, а не в церковь.
Христиане обвиняют евреев в сознании своей избранности, национальной замкнутости. Но факт избранничества – историческая данность, три монотеистические религии имеют свои корни в Законе Моисея. Что же касается национальной замкнутости, то, согласно иудейским преданиям, Иов, один из праведников, не был евреем, а Руфь, прародительница Давида, была моавитянкой. Божественные воздаяния за добрые дела не зависят от национальности и вероисповедания. «Ты брат наш!» – кричали евреи справедливому царю Агриппе I, хоть тот и не был иудеем. Еврейская пасхальная неделя начинается с приглашения: «Всякий, кто голоден, придет и ест, всякий, кто жаждою томим, придет и празднует с нами». Господь так говорил Моисею: «Израильтянин и язычник, мужчина и женщина, свободный и раб – все равны передо Мной, все Мне одинаково дороги». Согласно талмудическому изречению, «Язычник, занимающийся Законом Божьим (Торой), равен первосвященнику». И далее: недостаточно быть евреем, чтобы получить благоденствие, обеты Бога относятся к праведности; «Правда и суд – основание престола Его». «Соблюдение правды и правосудия более угодно Господу, нежели жертва» (Притчи Соломона-Шломо) XXI, 3), «Подвизайтесь за истину до смерти, и Господь Бог поборет за тебя» (Там же, IV, 32), «Возненавидьте зло, возлюбите добро и восстановите у ворот правосудие» (Амос, V, 15). О том же сказано в книгах всех еврейских пророков.
Очевидна истина: не генетическая наследственность, а человеколюбие воссоздает образ Бога на земле: «Благоволящий бедному дает взаймы Господу, и Он воздаст ему за благодеяние его» (Притчи, XIX, 17). Правде и милосердию должно сопутствовать благоденствие и счастье. Во время золотого века Израиля (X в. до н. э.) настоящее положение было непреложной данностью. Праведнику воздается на земле – постоянный мотив кн. Притчей: «Преклонятся злые перед добрыми и нечестивые у ворот праведника». Но счастье не всегда сопутствовало добродетели. В Екклесиасте (Коѓелете), относящемся к IV в. до н. э. – последним, худшим временам персидского владычества, – человек отчаялся перед лицом несправедливости: «Праведник гибнет в праведности своей, нечестивый живет долго в нечестии своем» (VII, 15); «Всему и всем одно: одна участь праведнику и нечестивому». И все-таки побеждает надежда на воздаяние: «Всякое дело Бог приведет на суд» (XII, 13). «Хотя грешник сто раз делает зло и коснеет в нем, но я знаю, благо будет боящимся Бога, которые благоговеют перед лицом Его». Ожидание торжества добра, непосредственная связь добродетели и счастья, в чем, собственно, заключается союз между Богом и Авраамом, – это и есть ожидание Мессии.
Приход Мессии будет завоеван праведной жизнью каждого отдельного человека, его стремлением к справедливости. Согласно Каббале, началом эпохи Машиаха будет время, когда в процессе исправления мира примут участие все души на земле, и все они выполнят поставленные перед ними задачи. Человечество, таким образом, не будучи обремененным грехами и страданиями, унаследованными от прежних существований, сможет прийти к совершенству. Такое положение представляется более достоверным, чем если один искупит грехи и спасет всех. Закон Бога на земле настанет тогда, когда будет необходимое количество праведников, это задача перед всеми, задача победы добра над злом. Для того чтобы уповать на блаженную загробную жизнь, которую можно заслужить, согласно ап. Павлу, одной только верой, много ума и мужества не требуется. И не нужно быть Мессией, чтобы провозгласить страдание как путь к спасению. Мессия евреев ориентирует сознание на свободный поиск истины, на творческую самореализацию. Каждый человек уникален и не должен подражать другому, даже если этот другой выдающаяся личность. Эта мысль выражена р. Зусей следующим образом: «В грядущем мире меня не спросят: "Почему ты не был Моисеем?" Меня спросят: "Почему ты не был Зусей"»[32]. «Отдельный человек в этом мире – новшество и приходит в мир, чтобы реализовать свою неповторимость. Ибо воистину именно из-за того, что этого не происходит, откладывается пришествие Мессии»[33]. Усовершенствование общества начинается с поиска пути к Богу отдельного «Я». Став индивидуальностью, мы сможем любить, ибо любовь основана на признании права другого на своеобразие. «В гуманистической религии, – пишет Э. Фромм, – Бог – образ высший человеческой самости, символ того, чем человек потенциально является или каким он должен стать; в авторитарной религии Бог – единственный обладатель того, что первоначально принадлежит человеку: он ведает его разумом и любовью»[34].
Из всего сказанного очевидно, что для иудаизма характерны: свободный выбор человека себя в Боге, диалог со Всевышним без посредника, признание права на спасение всех народов и стремление к справедливости здесь, на земле.
Возникает вопрос: почему при очевидности гуманистического принципа иудаизма в Риме и Греции распространилась во многом вторичная религия – христианство?
Не будем останавливаться на классической философской мысли античности, ведшей к монотеизму, представлению о Едином до нового летоисчисления, ибо философский монотеизм греков ориентировал на принятие как иудаизма, так и христианства. Отметим лишь значимость отдельных философских направлений, обусловивших распространение именно христианских идей. Так, кинизм провозгласил опрощение и бедность. Систему своих взглядов киники выстраивали из поступков своих героев; раннее христианство также строило свою теологию на деяниях Христа и апостолов. Диоген, один из наиболее известных киников, увенчал себя сосновым венком победителя за то, что победил самого себя – победил свои страсти, страх бедности, забвения, гнев и печаль. Стоики, в частности Сенека, проповедовали смирение на земле во имя воздаяния на небе: страждущие и обездоленные из печальной земной юдоли попадут в вечный рай. Кстати, заметим, что Сократ, будучи во многом предтечей учения киников и стоиков, в отличие от них, счастье разумел в земной, а не в потусторонней жизни. Так же, как еврейские пророки, утверждавшие, что праведности принадлежит счастье, Сократ впервые в античном мире провозгласил, что единственным источником счастья является добродетель. По мнению Аристотеля, настоящее счастье также заключается в добродетельной жизни. Здесь можно говорить и о заимствовании философов принципов иудаизма[35], и об однородности человеческого и божественного разума.
В значительной степени обусловили распространение христианства религиозно-философские положения орфизма, а именно миф о страждущем боге-спасителе Дионисе-Загрее, растерзанном титанами. Дионис при этом отождествлялся с жертвенным животным, которого участники оргий съедали, чтобы слиться с существом бога (ср. с таинством евхаристии). Христианству близок языческий ритуал умирающего и воскресающего бога – в отличие от иудаизма, где Бог бессмертен, Он никогда не умирает и не воскресает. Св. Писание используется христианами для объяснения уникальности Иисуса Христа, в противном случае Иисус был бы воплощением культа умершего и воскресшего языческого бога (Аттиса, Осириса, Адониса). Нарождающаяся христианская религия много заимствовала и из культа Исиды. Богородица с младенцем на руках фактически копия изображений Исиды с Гором. Исида с Гором убегают на осле от преследований Сета, убегают «на осляти» от преследований Ирода Мария с Иисусом. И уж, конечно, неоднократно обыгрывалась тема соития богов с земными дочерями в мифах древней Греции. Непорочно зачат и Кришна – «дева-мать, у тебя родится сын, который будет спасителем мира».
Христианизации империи способствовали и божественные почести римского императора; христианство не противоречило императорской власти; более того, проповедь непротивления, почитания начальства содействовала таковой. Языческая культура приписывала монарху божественное происхождение и, таким образом, предвосхищала учение о богочеловеке. В иудаизме, напротив, власть земного властителя ограничена; человек ходит только перед лицом Господа. Царь приравнивается в некотором смысле к идолу, а служение ему – к рабству.
Достаточно вспомнить книгу Царств (Шмуэль I),: «Объяви им (народу) права царя, и будете ему рабами» (VIII, 7-17). Царь Давид обладал столь значительным авторитетом, потому что был не только царем, но и пророком. Именно пророческое служение, а не царская власть, обеспечило ему непреходящую значимость.
Распространению христианства способствовало и то обстоятельство, что учение Иисуса адресовалось, в основном, людям, отверженным обществом. В Израиле таковыми были нарушившие Закон, сборщики налогов (мытари), откупщики податей, исключенные из общин за служение римским властям, – одним словом, грешники. Для этих людей и рабов Иисус стал средоточием сердечного участия; грешницу он превращал в кающуюся Магдалину, разбойнику указывал путь служения и любви. Г. Гретц пишет по этому поводу: «То было величайшим чудом, которое мог сотворить Иисус. Это и были те глухие, которых он заставил слушать, те слепые, которым он раскрыл глаза, те больные, которых он исцелил, те мертвые, которых он поднял из гроба. Творец людей стоит гораздо выше, чем творец чудес»[36].
Не последнее место в деле распространения христианства сыграло и то обстоятельство, что язычникам трудно было отречься от осязаемых богов. Д.Ф. Штраус настоящее положение объясняет следующим образом: «Исторически сложившийся тип человеческой рефлексии требует зримого бога во плоти, – в этом причина заданности идеи воплощения и спроса на общедоступное объяснение феномена богочеловека. Ответом на этот спрос выступает миф о непорочном зачатии с участием небесного отца и земной матери. Но богочеловечность не может быть исключительным качеством одной личности, ибо идея Бога выражает свое богатство среди множества индивидов, которые взаимно дополняют друг друга»[37].
Всевышний евреев всеобъемлющ и невидим; чтобы познать Его требуются усилия души, ума и воли. С конкретным материализованным богом проще, вот он перед тобой, его можно присвоить и даже наделить сходством с собой; не случайно Иисус на грузинских иконах похож на грузина, а у прибалтов – блондин с голубыми глазами, что называется, свой парень.
Человек в поисках ответа на жизненно важные вопросы о свободе и бессмертии не может довольствоваться только философскими размышлениями и потому прибегает к помощи теологии, стараясь совместить сверхчувственное, интуитивное постижение Творца и рациональное познание. Всесторонне образованный рав Кук соединяет интеллектуальный и мистический подход; здесь нет противоречия, ибо мысль рождается чувством, а мистика включает и разум, и волю. На что уж Паскаль был мистиком, и тот писал: «Если пренебречь принципами разума, наша религия будет абсурдной»[38]. Мало чем отличается библейское представление о Всевышнем: «Вечная сила вне нас сущая, ведущая нас к праведности» – от определения А. Меня: «Что такое вера? Каждый человек, даже если он не знает ничего о Боге или отрицает Его, в глубине души тянется к чему-то прекрасному, совершенному, что дает смысл жизни, перед чем можно преклониться. Как свойственно людям дышать, мыслить, чувствовать, так свойственно им верить в идеал. Убеждение в том, что есть что-то высшее, дает нам силы существовать»[39].
Здесь встает проблема отношения веры к разуму. Мы исходим из религиозно-философской концепции Филона: Бог един, изначален, вечен и всемогущ. Он управляет миром при помощи разума – Логоса – посредника между абсолютно трансцендентным Богом и человеком. В иудаизме Логос – Слово Божие, Тора, по начертанию которой создан мир. «Премудрость, Слово было в начале» (Сирах XXIV, 1-24). «Слово Твое исходило и тут же являлось дело» (Ездра (Эзра) IV, 43). То же у Гераклита: Логос вызывает разные объекты к бытию; у стоиков – активное животворящее начало, у Платона – архетипическая идея. Проявление Логоса – созидающий разум. Логос в христианстве – Иисус. Но Логос существовал до Иисуса; если Иисус – наиболее полное его выражение, тогда ему надлежало бы привнести в мир что-либо принципиально новое и значимое. Это понимали и создатели христианства, не случайно учение первоначальной церкви относительно искупления сводилось к тому, что Христос победил сатану – зло. Но сатана не побежден, и мы снова обращаемся к разуму человека.
Апостолы и христиане первых поколений не обладали раввинской ученостью; может быть, поэтому появилось мнение, что для спасения души разум и наука не только не нужны, но могут быть вредны, ибо внушают «умственную гордость», препятствуют смирению, как бы там ни было, церковная мысль выстраивает свои догмы на сверхъестественных явлениях. Так, доказательство божественной природы Христа основывается на непорочном зачатии, искуплении, воскресении. Иисус, прежде чем вымрет первое поколение христиан, должен был явиться в силе и славе, чтобы посадить своих апостолов на двенадцать тронов судить двенадцать колен Израилевых. Этого не случилось. По поводу несбывшихся пророчеств мы читаем во Второзаконии (Дварим): «Как мы узнаем слово, которое не Господь говорил? Если пророк скажет от имени Господа, но слово то не исполнится, то не Господь говорил сие слово, но говорил сие пророк по дерзости своей» (XVIII, 21-22). Вымерло первое поколение христиан, Иисус не пришел судить двенадцать колен Израилевых, но ожидание увековечилось, стало основанием для разработки догм о богочеловеке и троице. Причем доказательства мессианства Иисуса сильнее в греческом переводе, нежели в оригинале; многие из мест Библии, из которых делались самые победоносные выводы, существовали лишь в ошибках греческих переводов[40].
Не нова мысль о том, что божественную природу Иисусу приписали его последователи. Сравнительный анализ евангелических текстов приводит автора статьи «Когда родился Христос». И. Фонякова к следующим выводам: «Почему, например, Евангелие от Марка – по общему мнению специалистов, самое «старое» по возрасту, – начинается так сухо, почему в нем ничего нет о благовещении, непорочном зачатии, поклонении волхвов, о детстве Христа? Моя догадка, – продолжает автор, – психологическая, но косвенно подкрепленная сопоставлением некоторых дат: потому что в это время еще жила Мария; живая, она не могла стать легендой». (Литературная газета. 01.05.1991, № 17, (5343).
Общеизвестно и существование в первые века десятков Евангелий, которые использовались в разных христианских общинах. Зачастую эти Евангелия сильно отличались друг от друга. Чтобы исключить противоречивые толкования жизни Иисуса, христианская церковь отобрала наиболее схожие и объявила их боговдохновенными. Остальные были запрещены. Запрещено было и евангелие эбонитов[41], не признававших непорочного зачатия. Равно как и кумраниты, они верили в две силы – добрую и злую (у кумранитов силы света и тьмы). Каждая из сил имеет своего пророка, пророком добра был Иисус, отличавшийся от других людей справедливостью, благоразумием и мудростью. Апостол Павел, выступавший против иудеев и необходимости соблюдения Закона, считался пророком зла[42].
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
| |
| |
| Галилеянка | Отправлено в: Четверг, 13 Ноября 2008, 21:52 | Сообщение № 3 |
|
Администратор
Сообщений: 5588 C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| В научной литературе многократно отмечалось положение о том, что христианство, как религиозная система, было создано не Христом, а ап. Павлом. Ап. Павел полагал, что смерть Христа сделала его ходатаем Нового Завета, дабы «…призванные к вечному наследию получили обетование. Ибо где завещание, там необходимо, чтобы последовала смерть завещателя, потому что завещание действительно после умерших: оно не имеет силы, когда завещатель жив. Почему и первый завет был утвержден не без крови – Моисей покропил кровью жертвенных животных» (Евреям, IX, 15-18). Получается прямо как в сберегательном банке – пока завещатель жив, наследники не получат вклада. Что же касается крови жертвенных животных, здесь не может быть никакого сравнения с мученической жертвой Иисуса.
Ап. Павел был первым, кто ратовал за отделение церкви. Дважды отвергнутый Иерусалимской апостольской церковью в просьбе возвести его в ранг апостола, побежденный братом Иисуса Иаковом в вопросе обряда обрезания язычников, Павел добивался признания Рима. Суть не в том, что он облегчил приобщение язычников к христианству: отменил обряд обрезания и еврейский закон о запрещенной пище; главное – он поставил Иисуса на место Торы.
Еврейский философ Филон трактует божественную мудрость, разум как то, что соединяет конечное с бесконечным; человек поднимается к Богу, и Бог идет к человеку. Если в иудаизме мы можем познать Всевышнего через его Слово – Тору, то, по словам ап. Павла, человек познает Бога только через Иисуса. Для еврея, стоящего перед лицом Творца, нет надобности в посреднике, который, согласно христианскому учению, не только правомочен прощать все грехи, но и делится этим верховным правом со своими учениками: «Кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся». Напомним, что в иудаизме даже Бог не прощает грехов, совершенных по отношению к ближнему, – это делает сам пострадавший. Ученики Иисуса, освобождая от грехов, заявляли, что получили от учителя также и силу исцелять, воскрешать, изгонять бесов. Главным образом, специализировались по части демонов и сатаны. Причем сатана или дьявол, будучи персонажем "ветхозаветных" апокрифов (как отклик зороастризма), не имел в иудаизме религиозного содержания. Напротив, в христианстве бесовское начало стало чуть ли не догмой веры; изначальная порочность человека, его бесовское начало побеждается Христом. Сатана в иудаизме – внешний враг, интригующий, порочащий клеветник, он обвиняет людей перед Вседержителем и вводит человека в соблазн.
Духовный подвиг, экзистенциальный выбор упрощается в христианстве до подражания: «Подражайте мне, как я Христу», – проповедует ап. Павел (Коринфянам IV, 16). Таким образом, представление о Боге – Абсолюте конкретизируется, сужается до Иисуса: «Кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем дух Христов» (Там же, 11, 16). Иисус – талантливая личность, вспомним суды Соломона и суды Христа, но, будучи человеком во плоти, он не чужд человеческих слабостей: нетерпим – проклял города Капернаум, Хоразин, Вифсайду, проклял пустую смоковницу, «хотя еще не было время собирания смокв»; максималист: «Кто не со мной, тот против меня», – что не соответствует его заповеди: «Возлюби врага своего»; необъективен по отношению к книжникам и фарисеям.
Нет надобности умножать примеры несостоятельности подмены Бога Иисусом. В контексте настоящего вопроса происходит замена Премудрости, Слова Христом, о чем, собственно, и говорится в первом послании ап. Павла к коринфянам: «Откровение упраздняет мудрость мира сего», «Избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых» (1, 27).
Тем не менее, христианская теология в вопросе отношения веры к разуму неоднозначна. Клемент Александрийский и его современник Тертулиан утверждают, что с помощью разумного познания верующий достигает духовного и нравственного совершенства. Не отделял веру от разума и Александр Мень, более того, А. Мень, как и Рамбам, и Спиноза, пишет о примате разума над мистикой: «И подобно тому, как сновидения черпают краски из нашего повседневного опыта, так и откровение обретает те формы, которые даст ему сам человек» (См. «Ветхозаветные пророки», с. 61). И далее: «Вера, построенная только на чуде, чуде явном, неопровержимом, по существу перестает быть истинной верой. Знамение, в котором скептик не мог бы усомниться, несет посягательство на свободу человека, как бы принудительно навязывая ему спасение» (там же, с. 121). Вот уж не случайно А. Мень, будучи неортодоксальным священником, подвергался нападкам русской православной церкви.
Иудаизм подчеркивает значимость рационального постижения мира; свобода мысли и слова основана на религиозно-философских положениях. Одна из главнейших обязанностей еврея – учиться; разум просветляется в процессе познания. Откровение снисходит к ищущему, Бог разума и Бог откровения едины. Как сказано в наставлении отцов: «Невежда не может быть праведным человеком не потому, что он невежда, а потому, что он не знает, что такое добро». Согласно изречению из Торы, «Незаконнорожденный, если он учен, почтеннее невежественного первосвященника». «Главное – мудрость, – говорит царь Соломон (Шломо), – множество мудрых – спасение миру».
Познание истины – один из доминирующих мотивов становления творческого самосознания человека. Здесь правомерен свой индивидуальный поиск, автономия человеческого разума. Иудейская вера включает и сомнение, что предполагает самостоятельное начало в познании мира и себя в нем. Сомнение, кризис веры – естественные проявления человеческой мысли. Потому в иудаизме деяние, действие ставится выше веры; ты можешь усомниться, но поступать должен сообразно Закону. В дальнейшем это положение И. Кант сформулировал как категорический императив. Вера на уровне догмы ведет к фанатизму, напротив, осознанный поиск своей причастности к Абсолюту служит стимулом развития интеллекта. «Блажен человек, который снискал мудрость и приобрел разум» (Притчи, III, 13). Рабби Бен Мамун учит: «Бессмертие дано только познающей части души человека. Только приобретший разум переживет тело, только та благородная часть души, которая честно и успешно трудилась над познанием истины».
Авторитарный или гуманистический принцип той или иной религии не может не сказаться на формировании нашего самосознания, но Бог один и един – тот, который создал Адама и Еву. Люди, одаренные разумом, постигают сущность мироздания независимо от конфессиональной принадлежности. Положением о том, что добродетель во многом зависит от разума и образованности, Сократ, Платон и Аристотель фактически опровергают христианскую догму о приоритете благодати. Неортодоксальный христианский философ Н. Бердяев основывает жизнедеятельность человека на внутреннем духовном освобождении личности; только с помощью творческого мышления мы прорываемся из мира необходимости к подлинному религиозному сознанию[43].
Русское православие, в отличие от западного христианства, не сумело стать личностной религией, что во многом объясняют связью русского православия с самодержавием. Тем не менее, наиболее талантливые служители русской церкви поднимались до сознания необходимости индивидуального поиска, самоопределения. Протоиерей Александр Мень (в целях конспирации часто печатался под именем Н. Боголюбский) проповедовал творческий характер веры: «Познать свою природу в разнообразных сторонах ее, познать свое назначение, смысл своего существования, открыть в мире живую душу, дыхание абсолютного Разума, понять следы бесконечного в конечном..., утвердиться в высших идеях добра, истины и духовной красоты – вот в общих чертах программа самопознания»[44]. О том, что религиозное чувство, потребность человека в общении с бесконечным не может быть вне активного поиска, реализации творческой потенции, читаем и в других работах А. Меня.
Мы не разделяем посылку христианской теологии о том, что человек сознает себя нравственной личностью, потому что чувствует себя созданным для другого царства. Единство божественного и человеческого разума предполагает не уход от жизни в другое царство, а утверждение жизни путем экзистенциального выбора, включающего в себя этическую и религиозную достоверность.
Творческая мысль, возможность посвятить себя постижению мудрости, когда на земле не будет больше голода, войны, зависти и каждый получит то, в чем нуждается, – вот что такое ожидаемый Мессия (Машиах). И придет народ к пониманию творения Всевышнего, как сказано: «Земля будет наполнена ведением Господа, как вода наполняет море» (Исайя-Йешаяѓу), XI, 9).
_______________________________________________________________
Примечания
[1] См. Розанов В.В. Иудаизм; Есть ли у евреев тайны; Ангел Иеговы у евреев; Европа и евреи и др. Мережковский Д.С. Еврейский вопрос как русский. Иванов Вяч. К идеологии еврейского вопроса. Булгаков С.Н. Сион; Судьба Израиля как крест Богоматери; Расизм и христианство. Карсавин Л.П. Россия и евреи. Зеньковский В.Н. На тему историософии. Федотов Г.П. Новое на старую тему (к современной постановке еврейского вопроса).
[2] О чем см. ст.: Лезов С. Национальная идея и христианство. – Журн. Октябрь, 1990, № 10.
[3] «Ересь жидовствующих». См: Систематический указатель литературы об евреях. – СПб, 1892, с. 45; Топоров В.Н. Спор или дружба. – В сб. Памяти А. Меня. – М., 1992. Владимир Соловьев непрекращающийся диалог культур объясняет влиянием евреев на памятники древнерусской письменности. Очевидными были ветхозаветные мотивы у Новгородского епископа Луки (XI-XII вв.); существует предположение, что этот Лука мог быть взят у евреев и еще мальчиком крещен при князе Владимире. Очаги иудаизма, распространенные в Новгороде и Киеве, перешли в Москву. Живой, часто пренебрегающий опасностью, интерес к "Ветхому Завету" в широком культурном контексте охватил наиболее образованные слои общества и даже крупных церковных иерархов. (О чем см.: Талмуд и новейшая полемическая литература о нем. В сб. Помощь евреям, пострадавшим от неурожая. СПб., 1901)
[4] Бердяев Н. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. – Париж, 1944-1945, с. 17.
[5] Брянчанинов И. О наказаниях Божиих. Собр. соч., т. IV. – СПб., 1905, с. 158.
[6] Соловьев Вл. Еврейство и христианский вопрос. – В кн.: Тайна Израиля. – СПб, 1993, с. 39.
[7] Там же, с. 41.
[8] См. ст.: Талмуд и новейшая полемическая литература о нем. – В сб.: Помощь евреям, пострадавшим от неурожая. – СПб, 1901, с. 292.
[9] Сравним с жестокостью христиан – достаточно вспомнить казни марранов в Испании. В Петербурге были сожжены на костре еврей Лейба Борухов и капитан флота Возницын за то, что первый из них обратил второго посредством разговоров в иудаизм.
[10] См. Галкин Г. Письма американскому другу. – Тель-Авив, 1981, с. 206.
[11] Реферат Зобина Г. на тему «Психология творческого мышления» хранится в отделе аспирантуры Литературного института им. А.М. Горького.
[12] Неер А. Они обновили душу. – 1991, с. 180.
[13] Лавровский И. Обозрение ветхозаветных апокрифов. – Харьков, 1869.
[14] О несостоятельности христианских толкований пророчеств и об искажении оригинала Библии см.: Рижский М.И. Книга Иова. Из истории библейского текста. – Новосибирск, 1991; Рижский М.И. История переводов Библии в России. – Новосибирск, 1978.
[15] См.: Амусин И. Учитель праведности Тексты Кумрана. – Вып. I, М., 1971, с. 68.
[16] О сходстве, почти тождестве Учителя справедливости и Иисуса из Назарета см.: Штоль Г. Пещера у Мертвого моря. – М., 1965.
[17] Амусин И. Находки у Мертвого моря. – М., 1964.
[18] Амусин И. Тексты Кумрана. – Вып. I. М., 1971, с. 317.
[19] Амусин И. Находки у Мертвого моря. – М., 1964, с. 335.
[20] Амусин И. Вестник древней истории. – Сб. Тексты Кумрана. – Вып. I, М., 1971; о том же см.: Гретц Г. Христос и христианство. – СПб., 1906.
[21] О чем см.: Даймонт М. Евреи, Бог и история. – Иерусалим, 1989.
[22] См.: Готлиб Н. Загадки свитков Мертвого моря. – В сб. Загадки еврейской истории. – Иерусалим, 1990, с. 7.
[23] См. Ньютон И. Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис св. Иоанна. – Вопросы философии, 1991, № 6.
[24] Соловьев Вл. Еврейство и христианский вопрос. – В кн: Тайна Израиля. – СПб., 1993, с. 45.
[25] Соловьев Вл. Еврейский вопрос – христианский вопрос. – Варшава, 1906, с. 28.
[26] Брянчанинов И. Объяснение таинственного значения евангельской повести. – Собр. соч., т. IV . – СПб, 1905, с. 337.
[27] Рабби Соловейчик. Одинокий верующий человек. – В кн. Катарсис. – Иерусалим, 1991, с. 102.
[28] См. сноску 11.
[29] Брянчанинов И. О православии. Т. IV. – СПб., 1905, с. 8.
[30] Там же. – С. 388.
[31] См. статью Э. Ренана «Иудаизм как раса и как религия». Журн. Восход, 1883, № 14.
[32] Бубер М. Скрытый свет. Хасидские рассказы. Избранные произведения. – Иерусалим, 1989.
[33] Бубер М. Путь человека. – Иерусалим, 1950, с. 90.
[34] Фромм Э. Психоанализ и религия. – Сб. Сумерки богов. – М., 1989, с. 176.
[35] Существует мнение, что Александр Македонский, будучи в Палестине, послал своему учителю, Аристотелю, рукописи царя Соломона (Шломо).
[36] Гретц Г. Христос и христианство – СПб., 1906, с. 6.
[37] Штраус Д.Ф. Жизнь Иисуса. – М., 1992, с. 14.
[38] Паскаль Б. Мысли. – СПб., 1888, с. 139.
[39] Мень А. Таинство. Образ и слово. – С. 141.
[40] См.: Гретц Г. История израильского народа. – Кн. 8, гл. IV; Мэтью А. В чем сущность христианства и иудейства.
[41] Эбониты (букв. «бедные») – иудео-христианская секта, возникшая в Палестине во II веке и существовавшая до V. Члены ее, придерживаясь обрезания, субботы и кашрута, верили в мессианство Иисуса. Церковь признала их еретиками. В начале V века след их исчезает из истории.
[42] Свенцицкая И.С. Запрещенные Евангелия. – М., 1965.
[43] См.: Бердяев Н. Философия свободы. – М., 1911; Смысл творчества. Опыт оправдания человека. – М., 1916.
[44] Боголюбский Н. (псевдоним А. Меня). Богословие в апологетических чтениях. – Вып. I, с. 4.
Дина Ратнер
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
| |
| |
| |
