Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Молитва Адама в Саду Эденском
Традиция относит первую молитву человека ко времени пребывания Адама в Саду Эденском. Мидраш сравнивает стих "И сказал Бог: Да произрастит земля зелень: траву, дерево... И выпустила земля зелень, траву и дерево..." (Бытие 1:11), говорящий о Третьем дне Творения, со стихом "Никакого же кустарника полевого еще не было на земле, и никакая трава полевая еще не росла, ибо дождя не посылал Господь Бог на землю, пока не было человека для обработки земли" (Бытие 2:5), говорящим о Шестом дне Творения. При этом Мидраш замечает, что вся зелень была "выпущена" землей на Третий день, но ничего не росло до Шестого дня. И когда создал Бог Адама, то повелел Он ему "обрабатывать Сад и охранять его" (Бытие 2:15). Какую же работу Адам делал в Саду? Мидраш объясняет: когда Адам пришел в Сад, то он увидел, что все растения находятся "на выходе из земли", но ничего не растет. И тогда он стал размышлять над тем, чего же не хватает растениям для роста. Он понял, что растениям нужна вода, которую может дать только Бог, и обратился к Всевышнему с молитвой о дожде. Тут же пошел дождь, и выросли все растения в Саду.
Из этого Мидраша мы получаем очень важные представления, касающиеся еврейского понимания смысла молитвы. Бог хочет, чтобы человек молился и обращался к Нему с просьбами, ибо молитва - это один из инструментов духовного продвижения человека. Для того чтобы обратиться с просьбой к Всевышнему, человек должен осознать влияние Бога на мир, почувствовать, насколько Божественная помощь необходима для правильного функционирования мира; и это - серьезная внутренняя работа человека, один из путей познания мира. Награда за молитву - это награда именно за такую внутреннюю работу. (Здесь интересно заметить, что на иврите слово "служение" - "авода'" - означает именно "работу". Молитва - "служение сердца" - это "работа над своим сердцем".)
Молитва как диалог
(по статье рабби Йосефа-Дова Соловейчика)
Уникальность молитвы: существуют четыре способа, позволяющие установить связь со Всевышним, четыре канала, благодаря которым человек, выйдя за свойственные ему конечные рамки, может установить контакты с бесконечным и обратиться к Богу: интеллект (лиму'д, изучение), эмоции (аhава'т hа-Ше'м, любовь к Господу), воля (шмира'т hа-мицво'т, соблюдение заповедей Торы) и молитва (тфила').
Мы намеренно выделяем молитву как автономную сферу, отличающуюся от трех предыдущих. Три перечисленных первыми способа приближения к Божественному обладают свойством однонаправленности, это односторонние действия человека. Человек преодолевает свою конечность, но Бог не выходит к нему навстречу. В молитве же мы имеем дело с диалогом. Человек карабкается в гору навстречу Богу, в то время как Он, образно говоря, спускается с вершины горы. Две руки смыкаются, как при рукопожатии. "И сошел Господь на гору Синай, на вершину горы, и призвал Господь Моисея на вершину горы, и взошел Моисей" (Исход 19:20). Призыв к обоюдному участию в молитве ощущается в обращении Соломона: "Склонись к молитве слуги Твоего и к его мольбам, о Господи, Боже мой... и пусть глаза Твои будут обращены к Дому этому (Храму) и днем, и ночью" (Цари I, 8:28). В молитве движутся оба: и Бог, и человек. При остальных трех путях служения движется человек, а Бог недвижим.
Диалог происходит, когда кто-то обращается к другому лицу, даже если это лицо временно хранит молчание. В случае пророчества говорит Бог, а человек молчит; в молитве ситуация противоположна. Мы ощущаем уверенность, что Он шоме'а тфила' (слышит наши молитвы), даже если Он не соглашается исполнить наши желания. Известно, что когда после Хаггая и Малахи перестал существовать феномен пророчества, то мужи Великого Собрания продолжили диалог, введя формализованную молитву.
Когда мы молимся, то не столько стремимся к удовлетворению какой-то своей конкретной просьбы, сколько желаем войти в тесный контакт с Господом. Молитва не есть средство выпросить у Бога какую-нибудь пользу для себя. Хотя мы говорим "Прими нашу молитву со снисхождением и милостью" и непрестанно надеемся на то, что это произойдет, основная движущая нами сила направлена не на это. Наши Учителя отдавали себе отчет в том, что исполнение наших молитв выходит за пределы нашего понимания, и что соображения, определяющие, какие молитвы будут услышаны, а какие нет, для нас непостижимы. Тем не менее, молитва как просьба и в самом деле играет центральную роль в нашей основной молитве Шмоне' Эсре' ("Амида").
Диалог подразумевает общение, участие и взаимодействие. Когда мы молимся, Бог выступает из Своего трансцендентного далека. Бесконечное и конечное встречаются друг с другом, перебрасывается мост через глубочайшую пропасть. Мы не можем достичь того уровня близости с Господом, до которого удалось подняться Моисею: "И говорил Господь с Моисеем лицом к лицу, как бы говорил кто с ближним своим" (Исход 33:11). Идеальное общение во время молитвы обозначается словом "аде'ха" (к Тебе, вплоть до Тебя), означающим, что расстояние пройдено и разрыв преодолен.
Виленский Гаон определял понятие мелех (Царь), как обозначающее "царствование с согласия тех, кем правят", причем обе стороны входят в эти отношения свободно; подданные добровольно клянутся в своей верности. (Одно из производных корня "ме'лех" - глагол "нимла'х" - "посоветоваться". Царь всегда "советуется" с подданными.) Напротив, слово моше'ль (правитель), подразумевает власть абсолютную. В трех первых способах общения Бог выступает как мошель; при этом отсутствует какое бы то ни было переживание общности, человек устремляется к абсолютному монарху, который производит впечатление недостижимого. В противоположность этому, в молитве мы имеем дело с мелуха (Царством), отношением общности.
Два подхода к заповеди молитвы
Существует немаловажное расхождение во мнениях между Маймонидом (Рамбамом) и Нахманидом (Рамбаном) (см. Сефер hа-мицвот, 5). Маймонид считает, что молитва предписана самой Торой. Он выводит эту точку зрения из стиха "И служить Ему (ле-овдо') всем сердцем вашим" (Второзаконие 11:13). Слова "служить Ему" означают также поклонение через молитву. В той же мере, в какой повеление "Святы будьте" (Левит 19:2) представляет собой обобщенный идеал, находящий конкретное применение в тех нормах, которые сформулированы в Торе, словосочетание ле-овдо есть общее предписание, одним из средств к осуществлению которого служит молитва. Маймонид считает молитву одним из основополагающих требований иудаизма, отводя ей пятое место в "Сефер hа-мицвот" (перечислении шестисот тринадцати заповедей), вслед за верой в существование Бога, в Его единственность, обязательствами любить Его и бояться Его; каждый из этих принципов отражает обязательные аспекты наших взаимоотношений с Богом.
Нахманид (Рамбан), напротив, не признает за молитвой статуса норматива, установленного Торой ("ми-де-Ора'йта"): "Нет обязанности (из Торы) молиться; но смысл этого в том, что молиться - значит пользоваться некой привилегией; Создатель же, Благословен Он, слышит нас и отвечает нам всякий раз, когда мы взываем к Нему, - и это проявление Его милости. Стих "И служить Ему всем сердцем вашим" относится к поклонению вообще, а не конкретно к молитве. Он призывает нас к тому, чтобы наше служение шло к Нему из глубины наших сердец".
Поэтому Нахманид настаивает на том, что обязанность молитвы установлена Мудрецами Великого Собрания, ми-де-раббанан, и в поддержку этой точки зрения он приводит множество цитат из талмудических источников. Тем не менее, даже Нахманид признает, что во времена тяжелых потрясений заповедь молитвы становится "ми-де-Орайта", т. е. предписанной непосредственно Торой. В такие моменты для нас становится очевидным, что Бог - наше единственное спасение. Нахманид писал: "Когда община сталкивается с каким-нибудь грозным бедствием, заповедь ШизТорыЩ для нас взывать к Богу молитвой и трублением в шофа'р, т.к. в тяжкие времена мы обязаны укреплять нашу веру в то, что Всевышний слышит наши молитвы и спасает от бедствий, когда мы молимся и взываем к Нему".
На самом деле, точки зрения Маймонида и Нахманида не противоречат друг другу. И тот, и другой считают, что молитва осмысленна лишь тогда, когда она возникает из ощущения цара' (беды). Просто они по-разному понимают это слово. Маймонид воспринимает саму повседневную жизнь как постоянную экзистенциальную борьбу с несчастьями, вызывающими у восприимчивого человека чувство отчаяния, размышления о бессмысленности жизни, абсурдности происходящего, безрезультативности. Это устойчивое переживание цара, существующее постоянно. Слово цара несет в себе оттенок чего-то большего, чем давление внешних неурядиц; оно предполагает эмоциональное и интеллектуальное состояние, находясь в котором человек воспринимает себя безнадежно запутавшимся в огромной безличной вселенной, одиноким, без малейшей надежды на спасение. И конечно, восклицание псалмопевца "Из тесноты воззвал я к Господу" (Псалмы 118:5) относится в большей степени к внутреннему состоянию подавленности и безысходности, чем к внешним обстоятельствам.
Именно из этого ощущения поражения и возникает молитва. В условиях комфорта и защищенности молитва становится парадоксом. Истинная молитва проистекает из одиночества, беспомощности и чувства зависимости. Таким образом, в отличие от Нахманида, который принимал во внимание только "внешний кризис", видимые всему обществу страдания - царо'т циббу'р, Маймонид все без исключения в жизни считал "глубинным личным кризисом" - цара'т яхи'д.
По Нахманиду, кризис вызывается внешними обстоятельствами и возникает независимо от самого человека. Он приходит откуда-то извне и, как правило, обрушивается совершенно неожиданно. Бедственное положение легко заметить невооруженным взглядом; мы видим его, чувствуем его, нас преследует беспокойство и душевная боль. Для того, чтобы ощутить этот кризис, совсем не надо принадлежать к типу людей рефлексирующих, склонных к самоанализу или задумчивых; даже для самого прямолинейного человека этот кризис не пройдет незамеченным, будь то нищета, болезнь, голод, война или смерть. Несчастье налетает, как ураган; библейское предостережение, со всеми его угрозами самых страшных наказаний, в случае, если Израиль нарушит данную им клятву, говорит как раз о кризисах такого рода. Он может обрушиться как на общину, так и на отдельного человека. Несчастье такого рода можно разделить с окружающими путем сопереживания и сочувствия.
В отличие от этого, цара по Маймониду представляет собой внутренний, личностный, скрытый и неопределенный кризис, который не так просто заметить; он различим только для думающего и чуткого человека, сознательно стремящегося настроиться на соответствующую волну. Его можно избежать, отвести в сторону, что и делают люди неглубокие. Однако есть и такие, которые стремятся к нему и принимают его с готовностью. Кризис этого типа нельзя приписать ограниченности, небрежности или некомпетентности человека, как это случается с "поверхностным кризисом". По своей природе "глубинный кризис" неразрешим; это экзистенциальная реальность, непременное условие человеческого существования. Более остро его ощущают те, кто обладает большей пытливостью ума и живым воображением; чем более чуток и глубок человек, тем сильнее выражен кризис. Он коренится в самой сути человека, в его метафизических началах. Это кризис экзистенциальный, а не социальный, не политический и не экономический.
Тора призывает нас активно сопротивляться и по возможности устранять поверхностный, внешний, кризис. Несчастья бедности, болезней и войн истощают нас и наносят ущерб нашей духовной свободе. Тем не менее, переживание "глубинного кризиса" и погруженность в него поощряется Торой. Именно при этом человек по-настоящему постигает свое положение в мироздании и получает импульс, направляющий его к великим высотам духа. "Внешний кризис" можно преодолеть; экзистенциальный кризис может быть уравновешен только молитвой. (конец статьи р.Й.-Д.Соловейчика)
"Тфила" от корня "пала'ль", означающего "судить"
Ивритское слово "тфила" может помочь нам вникнуть в концепцию молитвы с позиций Торы. Корень этого слова - "судить", отличать, выяснять, принимать решения. В жизни мы, как правило, умеем отличать факты от слухов, реальные возможности от фантазий. Такого рода суждения называются "плила". Слово "плилим" используется в значении "суд" (Исход 21:22). Функцией суда является определение действительных фактов и принятие на их основании правильных суждений. Этот корень связан также с понятием "различение двух предметов". Еврейское слово "молиться" ("леhитпалель") имеет возвратную форму, которая означает, что действие обращено на субъект действия, т. е. человек работает над собой. Молитва - это самооценка и суд над собой, это жажда души определить, что является действительно значимым, и отвергнуть иллюзорность, которая пытается притвориться реальностью.
Философия благословения
Рабби Хаим из Воложина (ученик Виленского Гаона) пишет: Неверно распространенное мнение, что значение слова "бару'х" ("благословен") - это "славословие и хвала". На самом же деле значение этого слова - "увеличение, умножение".... Рашба (выдающийся раввин 14 века) производит слово "браха'" - "благословение" от слова "бреха'" - "источник", воды которого все время прибывают. Таким образом, когда мы благословляем Бога, мы выражаем надежду на рост, увеличение, умножение. Но что означает слово "увеличение" по отношению к Богу? Ведь Сам Он безграничен - без начала и конца. Нам не может прийти в голову, что Бог благодаря нашим благословениям становится больше того, чем Он является.
Для понимания смысла "благословения" по отношению к Богу мы должны прежде всего осознать, что мы никогда не можем представить себе Божественность, кроме как через отношение Бога к нам. Степень Божественного открытия в мире связана со способностью Израиля воспринять ее. Когда народ Израиля находился на высоком духовном уровне, Бог предстал перед ним на горе Синай во всем блеске Своего великолепия. Когда же Израиль ушел в изгнание, он был чрезвычайно подавлен духовно и Бог, как следствие этого, настолько скрыл Себя, что у евреев появилось даже сомнение, остался ли Израиль избранным Им народом. Для того, чтобы проявиться в мире, Бог хочет быть воспринятым людьми. И Он "благословляется" - т. е. Его Присутствие "увеличивается", делается более видимым - когда человек способствует Его проявлению в мире. В соответствии с этим, еврейские молитвы и благословения дают возможность увеличить Божественное проявление в этом мире.
Это же относится к благословениям, произносимым перед выполнением заповедей. Например, благословение "Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, Который освятил нас Своими заповедями и заповедал зажигать Субботние свечи" имеет значение декларации: "Я намереваюсь исполнить заповедь зажигания свечей - для того, чтобы через эту заповедь увеличилось проявление Всевышнего в нашем мире".
Бог благословен, когда Его народ пребывает в мире; когда все видят, что еврейская молитва услышана и еврейское служение угодно Богу. Наоборот, когда евреи находятся в тяжелом положении, - Имя Всевышнего оскверняется. И если наша молитва о благе Израиля принесла пользу евреям, то этим освящается Имя Всевышнего. Поэтому если еврей в момент молитвы об изобилии имеет в виду, что Бог поддержит его в час, когда он испытывает трудности - даже если это технические и материальные трудности, - то его мольба о себе является и мольбой о Самом Боге.
Рабби Хаим из Воложина разъясняет также: "Как нельзя отождествить Творца с каким бы то ни было видимым образом (что много раз подчеркивается в Торе), так же невозможно отождествить Его с каким бы то ни было именем, даже с тако называемыми "Святыми Именами". Суть последних - выразить то или иное проявление Творца и Его сил по отношению к созидаемым Им мирам и, в частности, по отношению к нам. Поэтому мудрецы Великого Собрания составили текст благословений таким образом, что началом этих благословений является обращение к Богу во втором лице ("Благословен Ты..."), а продолжением - обращение в 3-м лице (слово "аше'р" - "Который..." или глагольная форма, соответствующая 3-му лицу). Таким образом передается, что постигнуть Его невозможно, но дано ощутить Его через различные проявления Божественных сил в жизни. Поэтому в начале благословения мы обращаемся к Нему (во втором лице) прямо, а в дальнейшем тексте, говорящем о Нем как о первопричине явлений и предметов, мы, обращаясь к Нему в третьем лице, передаем Его непостижимость. Общий смысл благословений и молитв должен трактоваться следующим образом: "Так как Твоим желанием было создать миры и поставить их Себе в подчинение, чтобы быть Царем над ними, то мы просим Тебя, чтобы приумножилось это желание Твое: творить миры и вкладывать в них Свою силу. Таким образом, нашим словам благословений и молитв дается сила воздействовать на источники Творения и на духовные миры, и мы принимаем участие в воссоздании Творцом мироздания".
Благословения, читаемые перед соблюдением заповедей, начинаются со слов: "Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, Который освятил нас Своими заповедями". Таким образом мы напоминаем себе, что соблюдение заповедей не является самоцелью; цель заповедей Творца - привести человека к святости. Другой комментарий отмечает, что слово "освятил" означает в иврите "отделил", "выделил" - поскольку заповеди выделяют нас из других народов. Поэтому благословения говорятся только на сугубо "еврейские" заповеди (омовение рук, надевание талита и тефилин, изучение Торы, на еду мацы и т.д.), но не говорятся на "естественные", общечеловеческие заповеди (почитание родителей, благотворительность и т.п.), поскольку Всевышний хочет, чтобы эти заповеди выполняли все люди, а не только евреи. Третье значение слова "освятить" - это "заключить брак", "обручиться". Специфически еврейские заповеди - это знак и проявление нашего союза со Всевышним.
Некоторые благословения установлены на заповеди, введенные нашими Мудрецами; тем не менее их форма - "Благословен Господь, Бог наш, который освятил нас Своими заповедями и заповедал..." - остается неизменной. В этом случае имеется в виду заповедь Торы (Второзаконие 17:11): "Как скажут тебе (Мудрецы), так и поступай. Не отступай от того, что они укажут тебе" (Маймонид).
О сути молитвы
(по статье р. Адина Штайнзальца)
Молитва есть самое яркое выражение религиозного чувства, связи человека с Богом. Безусловно, существуют самые разные выражения религиозных чувств - от действий чисто обрядовых и до серьезных решений, которые человек принимает или отвергает в связи с тем, что он считает их соответствующими воле Создателя или противоречащими ей. Но существуют различные факторы, способные затушевать внутренний смысл многих из этих действий. От многократного повторения они входят в привычку, становятся рутинными, и их смысл и причины могут забыться. Зачастую человек, находящийся в окружении общества, разделяющего его религию и образ жизни, выполняет многие из этих действий как нечто общепринятое, не задумываясь каждый раз над их значением. В каждом действии, даже имеющем яркое духовное содержание, есть чисто технические стороны, и иногда концентрация на этой технической стороне может привести к забвению основного смысла этих обрядов.
Молитва же является прямым обращением к Богу. В какой бы форме она ни выражалась, по сути она всегда остается отчетливым обращением человеческого "я" к Божественному "Ты". Как и всякая другая речь, это обращение может быть просьбой, мольбой, выражением благодарности, жалобой и даже беседой.
Многочисленные молитвы, содержащиеся во всех книгах Писания (и в особенности в Книге Псалмов, в основе своей являющейся сборником личных и общественных молитв), представляют все типы и разновидности молитв. То же можно сказать и о молитвах и благословениях, включенных в Сидур.
Молитва является, по сути своей, наиболее личным проявлением связи еврея со Всевышним - произносится ли она наедине в ночной тиши или же в синагоге, повторенная многими голосами. Беседа между человеческим "я" и Божественным "Ты" исходит из простой, но чрезвычайно важной предпосылки, что такое обращение возможно, ибо "действительно слышит Господь, внимая гласу молитвы моей" (Псалмы 66:19).
Сознание того, что "Ты слышишь молитву из любых уст", движет человеком, когда он высказывает перед Всевышним все личное и сокровенное - свои желания и помыслы. Такая молитва, о которой сказано в Псалмах (102:1): "Перед Господом изольет он душу свою", требует от человека чувства близости к Богу. В наших молитвах зачастую Бог называется "Отцом" ("Отец наш, Отец милосердный"). Сын, стоящий перед отцом, чувствует, что он может раскрыть свое сердце, пожаловаться, попросить помощи. Молитва всегда основывается на этом чувстве близости, выраженном в словах, которые мы произносим в Дни Трепета: "Ибо мы - Твои дети, а Ты - наш Отец", и иначе, с более глубинной, мистической стороны: "Мы - Твоя подруга, Ты - наш близкий Друг".
Но наряду с этой стороной молитвы, есть у нее и другая сторона, связанная с другой точкой зрения на характер взаимоотношений человека с Творцом, точкой зрения, проявляющейся в словах пророка: "Есть ли тот, кто осмелится подойти ко Мне?! - сказал Господь" (Иеремия 30:21), или, иначе: "Я - Царь великий, - сказал Господь Воинств, - и Имя Мое устрашает народы" (Малахи 1:14). Здесь передается ощущение трепета перед Божественным величием, сознания расстояния между человеком и Всевышним, сознания, от которого человек, по словам Маймонида, "отпрянет, испугается, почувствует себя ничтожной, неразумной тварью..." (Законы основ Торы, 2:2). При таком отправном пункте нет места интимной беседе, молитва приобретает другой характер - характер служения. А когда сама молитва становится священной церемонией, она должна быть устроена соответственно. Каждое слово в ней должно быть на нужном месте, каждая фраза должна выполнять свою функцию, человек должен быть облачен в особую одежду, каждое его движение должно быть продумано. Молитва начинает напоминать царский прием с его отлаженным церемониалом. Такой обряд может происходить в Святилище Царя, которое символизирует обитание Всевышнего, а может и в любом другом месте - ведь для Его обитания нет ограниченного места в пространстве. "Храм" имеет в этом случае духовный смысл, но в него нужно "войти" перед молитвой так же, как входят в материальный дворец, проходя комнату за комнатой, пока не предстанешь перед Божественным Присутствием.
Такое ощущение трепета перед Божественным величием выражено в словах книги Экклезиаст (5:1): "Ибо Бог в небесах, а ты на земле; поэтому да будут речи твои немногословны". Наличие качественной дистанции не позволяет человеку говорить как придется - каждое слово его должно быть взвешено, каждое движение - рассчитано. Не надо думать, что такое отношение к молитве непременно сопряжено с состоянием страха, подавленности - напротив, человек сознает, что он удостоился великой чести "быть введенным в покои Царя" (Песнь Песней 1:4).
Эти две точки зрения, на первый взгляд, совершенно противоположные, сосуществуют в мировоззрении иудаизма. Вот строки из Сидура: "Ты дальше, чем все далекое, и ближе, чем все близкое" ("Шир hа-Ихуд"), или еще: "Если я найду Тебя, Ты скроешься от меня, а если не найду, то Слава Твоя наполнит весь мир". Эта двойственная концепция, называемая в философии трансцендентно-имманентной (а на языке Каббалы обозначаемая как: "Бог вне всех миров и наполняет все миры"), является неотъемлемой частью еврейского взгляда на мир. Она обсуждается, прямо или косвенно, во всех книгах по еврейской философии. Классическое для еврейских книг обозначение Бога как "hа-Кадош Барух hу" - "Святой, Благословен Он" (и также каббалистическое обозначение Всевышнего "Эйн Соф Барух hу" - "Бесконечный, Благословен Он") - само по себе объединяет эти две характеристики - удаленность и приближенность. Удаленность/трансцендентность выражается понятием "Кадош" - "Святой" (или же "Эйн Соф" -"Бесконечный"), а приближенность/имманентность понятием "Барух" -"Благословенный". о
Все это не просто абстрактная проблема, интересующая лишь философов, она находит свое выражение в самой сути еврейской молитвы. В действительности, невозможно понять молитву, не учитывая этой ее двойственности. Уже в одной из самых древних молитв мы видим такой взгляд - "Отец наш, Царь наш". Это внутреннее напряжение - мы предстаем перед Тобой, "либо как дети Твои, либо как рабы Твои" (из молитвы в Рош hа-Шана) - сопровождает весь сборник молитв. Часто молитва, выражающая очищение человека (поскольку она приближает его к Всевышнему), следует непосредственно за молитвой, прославляющей Его святость и величие. Иногда один текст совмещает эти две точки зрения: "Дай нам с миром отойти ко сну, Отец наш, и подними нас назавтра, Царь наш, для жизни" (из молитвы "Маарив"). Засыпает человек как бы на руках у отца, а встает с постели, готовый к служению Царю.
Эти две точки зрения находят также отражение в споре мудрецов: установлены ли молитвы праотцами, или же они учреждены в соответствии с жертвоприношениями (Брахот 26б). Они наложили отпечаток и на порядок молитв разных общин - в одних местах превалирует торжественно-обрядовая сторона, в других - интимно-личная. Но в любом месте и у любого человека присутствуют всегда обе стороны.
По материалам Маханаим
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
Шалом! Данный форум устроен по типу 
