Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Однажды в разговоре с профессором Йешайягу Лейбовичем кто-то употребил выражение «еврейский бог».
- Извините, - возразил Лейбович, - у евреев бог не еврейский, мы поклоняемся Творцу неба и земли. Еврейский бог – это у христиан: Иисус из Назарета!
Фильм Гибсона, вновь разжег приугасшую было дискуссию, кто и за что распял Иисуса. Так или иначе, если даже евреи его и не распяли, то уж отвергли – вне всякого сомнения. Мессией не признали, в божественное достоинство не возвели и учение его единоспасающим не объявили. На том стояли и стоять будут любые иудеохристианские дискуссии и все учебники теологии с обеих сторон. Причем, во всех этих дискуссиях, соответственно, предполагается, что христиане-то как раз наоборот: признали, возвели, объявили и даже исполнять стараются... ну, то есть, по мере сил. Вот этот-то общепризнанный факт мне и хотелось бы поставить под сомнение.
Начнем с того, с чего на самом деле начинался когда-то иудеохристианский раскол: с вопроса о Мессии.
По нынешним временам, когда все на свете стало относительно, хоть бы и того же покойного любавического ребе ничего не стоит Мессией объявить, благо заслуги у него перед общиной действительно немалые. Но в те поры, на переломе не нашей и нашей эры, представление о пришествии Мессии однозначно связывалось, с радикальными переменами в жизни и в мире. Вариантов было много: от полной победы еврейского народа над всеми врагами и поработителями до нового неба и новой земли... Первые последователи Иисуса из Назарета ожидали, что вскорости он вернется и, как минимум, «восставит царство Израилю», если не больше.
Ученики Иисуса, взгляды которых отражены в трех первых, т.н. «синоптических» Евангелиях, как и последователи всех прочих претендентов на мессианское звание, от своего учителя ждали вот именно радикального преобразования мира.
С надеждой ждали. Ибо имевшийся в наличности мир их никак не устраивал, и желательно было его разрушить до основанья, а затем... ну, в общем, сами понимаете. Справедливости ради, отметим, что разрушать его предлагал Иисус не насильственной революцией, а созданием своеобразной контркультуры, но понятно, что кого мир устраивает - того в мессианскую общину не тянет, а кого тянет – заведомо подрывной элемент, а подрывных не любит начальство. Никакое. Еврейское в том числе.
За создание мессианской общины, даже самого ненасильственного толка, по головке оно не гладило и очень старалось такие общины ликвидировать в зародыше, покуда они не обрели массовой базы. Вот, вкратце, история гибели Иисуса и отвержения учения его.
* * *
Теперь давайте откроем четвертое Евангелие – от Иоанна. Того самого, кого христианская традиция именует почтительно «Богословом». Откроем – и увидим, что именно та характеристика Иисуса, за которую его любили последователи и не любило начальство (мессианизм, т.е. обещание преобразования мира), из его образа ИСЧЕЗЛА БЕЗ СЛЕДА.
Иисус Синоптиков начинает свою проповедь известием, что «Приблизилось Царство Небесное», а Иоанновский Иисус объясняет Пилату, что Царство его – «не от мира сего», т.е. не на уровне ощутимой реальности.
У Синоптиков – все впереди: Сегодняшние страдания человечества завершатся завтра новым небом и новой землей («Малые апокалипсисы»), у Матфея даже набросан в общих чертах уголовно-процессуальный кодекс будущего Страшного Суда. По мнению же Иоанна Суд уже совершился – путем разделения человечества на уверовавших и неуверовавших: первые чудесным, хоть и невидимым образом уже спасены, а для прочих перемен не предвидится.
Не будем сейчас поднимать сложный и интересный вопрос, с какими именно процессами внутри и вне новорожденной церкви связан был этот поворот на 180 градусов, нам важно только понять, что не случись его – не смогло бы христианство из апокалиптической секты превратиться в мировую религию.
Люди, чающие конца света, нигде никогда большинства не составляли, а кому этот самый конец не нужен - тому и Мессия ни к чему. Его можно ждать, можно призывать, особенно в канонических молитвах, в которые при чтении обычно не очень вдумываются, но... скорее теоретически. Мессианские движения, как в иудаизме, так и в христианстве, возникали всегда в моменты переломные, кризисные, и относилось к ним начальство, за редким исключением, именно так, как отнеслись первосвященники иудейские к Иисусу из Назарета. А в спокойные времена Мессия и вовсе никому не нужен. Так что выиграть борьбу за массы христианство могло только и исключительно отвергнув Христа. Что оно и проделало.
Иоанновского Иисуса, при всем авторском уважении, библейским Мессией назвать нельзя. Но тогда – кто же он и за что его уважают? На это имеются два взаимодополняющих ответа.
На уровне индивидуальном: прежде всего Иисус внерациональной, надсознательной силой подчиняет и привлекает к себе людей. В какой-то мере это заметно и у Синоптиков, но у Иоанна подчеркнуто куда сильнее – взять хотя бы сцену ареста: от одного его слова вся вооруженная стража мешками на землю валится! Но в отличии от Синоптиков Иисус Иоанна – не проповедник, а мистагог. Привлеченным и уверовавшим выдается не новая галаха, а набор магических обрядов, посредством которых они достигают того, что обещали своим участникам все эллинистические мистерии: внутреннего совершенства и личного бессмертия.
На уровне общечеловеческом сдвиг еще более значителен, но чтобы описать его, надо сперва определить несколько очень важных различий библейской и эллинистической картины мира.
Мир Библии – сотворен Богом, который может все и всем распоряжается самолично: от движения солнца и организации землетрясений до спасения гибнущего от жажды мальчишки, по семейным обстоятельствам изгнанного папой в пустыню. Наводить порядок в несовершенном, но все же дорогом ему мире Богу помогают люди, которым он время от времени дает различные поручения: кого царем назначит, кого пророком, а кого даже и Мессией – ну, соответственно, в момент, на который запланировано сотворение нового неба и новой земли.
Мир эллинизма – вечен и бесконечен, населен некоторым количеством божеств разной степени божественности. Насчет сколько их и какие главнее – существует полный плюрализм, но интеллигенция предпочитает схему Плотина, который, в свою очередь, учился у Аристотеля: Самый главный Бог обладает всей полнотой бытия и потому самодостаточен, замкнут на себя, к нашему миру отношения не имеет, недостижим и непостижим.
По нисходящей сложная небесная иерархия доходит от него до недобога-демиурга, который и сотворил наш несовершенный и несамодостаточный материальный мир. Как, почему и из чего сотворил и в каких с ним остался отношениях – на этот счет гипотез существует великое множество. Во всяком случае, ясно, что материальный мир вреден и плох, и уничтожение его – дело благое. Когда же оно, наконец, состоится, праведники (не те, кто соблюдал галаху, старую или новую, не те, кто врагов любил, а своих – и подавно, а те, кто этот неправильный мир ненавидел и всячески старался отдалиться, освободиться от него!) будут существовать в мире правильном, т.е. нематериальном, а грешники – то ли вовсе не будут, то ли откомандируются в ад, который, правда, тоже нематериальный, но очень неуютный.
Вот в этой-то точке – точке обновления и коренного улучшения мира и человека – и совершен был перескок из мира Библии в мир Плотина. Так библейский Мессия – смертный человек, возведенный Богом в сверхчеловеческое достоинство – подменен был извечным Логосом-Демиургом, творцом и будущим спасителем-ликвидатором материального мира. Он принял образ человека, чтобы найти, обнаружить в этом мире «своих» - достойных потусторонней вечной жизни.
Библейский Бог любит тварный мир, переживает за него, вмешивается то и дело в его историю и через Мессию обещает ему спасение. Бог Плотина, согласно Евангелию от Иоанна, тоже любит мир, только выражается эта любовь иначе: Недобог-демиург отправляется в тяжелую и опасную комнадировку-воплощение, дабы спасти хотя бы тех немногих, кто не совсем еще безнадежен в этом гадком мире.
Эти две схемы невозможно сравнивать в терминах лучше/хуже. Просто они различны, и каждая – сама по себе. Кем был на самом деле Иисус из Назарета – мы уже никогда не узнаем. Все четыре Евангелия – не биографии, а катехизисы. Не человека описывают они, а веру создавшей их общины, и видно, что в различных общинах вера была различной. В церкви восторжествовала, по понятным причинам, вера общины Иоанна, недаром прозванного «Богословом».
Иисус Иоанна Мессией быть перестал и очень не любит тех, кто прямо или косвенно напоминает ему об этой ошибке молодости. Мало кто обращает внимание на то, что хотя автор в принципе «иудеев» не жалует, однако наиболее прочувствованные проклятья адресованы не всем иудеям без разбору, а группе вполне определенной и недвусмысленно оговоренной в самом тексте. В шестой, к примеру, главе по стенке размазывается именно та публика, которая после умножения хлебов кинулась искать скрывшегося Иисуса, ибо убедилась, что он и есть «тот пророк, которому должно прийти в мир». Также как знаменитое определение «дьяволовы дети» в главе восьмой дается не каким-нибудь, а вот именно «уверовавшим в него иудеям», т.е. иудеохристианам. Они – хуже вовсе неверующих, ибо веруют не так как надо.
Действительно, верующим в библейского Мессию затруднительно было поверить в боговоплощение. Для этого надо, как минимум, сперва признать существование того, кто тут воплощался, т.е. Плотиновского «Логоса-Демиурга», божества «второй свежести», последней шестеренки в длинной небесной «коробке передач». В еврейскую картину мира эти представления вписались лишь века спустя в форме каббаллы, и то не совсем в том же виде: дополнительные божества, угрожающие монополии ЕДИНОГО, разумеется, были исключены или, в крайнем случае, сильно понижены в звании.
Но даже те, в чьей картине мира Логос существовал всегда, несколько веков провели в горячих (вплоть до доносов и членовредительства) спорах: как в единый, удобопонятный образ собрать человека, пусть даже самого выдающегося, и божество, хотя бы и самого низшего ранга. В теории порешили на том, что «тайна сия велика есть», а на практике центр тяжести все более смещался на сторону божественную. Достаточно вспомнить, что для православного уха всяческие католические теории насчет «подражания Христу» кощунством отдавали уже на уровне заголовка, но, между прочим, зря: До конца 19-го века все они сводились по преимуществу к обучению «созерцанию» - технике отключения от этого нехорошего материального мира и возношения в эмпиреи. Под подражанием Христу понималось максимально возможное отречение от себя, подавление человека в человеке.
Не надо думать, что церковь, как западная, так и восточная, не учила кроме этого ничему. Многому учила, в том числе разумному, доброму, вечному. Но связывалось это не с имитацией Иисуса, а с образом жизни, ему угодным, чтобы заслужить его одобрение, пользоваться его покровительством... ничуть он, таким образом, не отличался от любого божества всех времен и народов.
Интересно, что именно Евангелие от Ионанна – самое антииудейское из всех – в смерти Иисуса ни евреев, ни, тем более, римлян не винит. Свершилось то, что должно было свершиться. Логос выполнил свою миссию, пришло время развоплощаться, возвращаться в родную блаженную нематериальность. Там он приготовит обитель и всем своим последователям.
* * *
Но это положение глубокоуважаемого Иоанна в забвение впало быстро, и – на века. Теория Логоса, основа основ мировоззрения ученых монахов и универститетских теологов, широким народным массам оставалась почти неизвестной. О том, что символика литургической «бескровной жертвы» была китайской грамотой для большинства прихожан, свидетельствует как православная традиция отгораживания алтаря иконостасом и заглушения пением священнической «тайной молитвы», так и католический обычай во время мессы молиться по четкам, не обращая внимания на суету и бормотание вокруг алтаря.
Народная вера была иной, иными были и обряды, в которых она выражалась. Среди них нам важно отметить всяческие процессии, крестные ходы и мистерии страстной недели. По данным сравнительного религиеведения, обряды эти куда старше и христианства, и Аристотеля.
Сакрализация, обожествление униженной, растоптанной и замученной жертвы – архетип общечеловеческий. Момент смерти и воскресения – кульминационный момент биографии многих богов: египетский Осирис, греческий Дионис, Миломаки – бог индейцев Яхуна, миф о котором приводит Рене Жирар.
Кульминация эта ритуально имитировалась жертвоприношениями – сперва людей, а потом, в большинстве культур, их заменили животными. Поскольку в ритуале стремились как можно точнее воспроизвести мифологический рассказ, божество мифа начали постепенно уподоблять жертвенному животному. В древней Греции, где часто приносили в жертву коз и коней, мифы полны кентавров, козлоногих сатиров и коз-драконниц. Сибирские шаманы, возносясь в трансе на небеса, наносили там визит вежливости двум полудамамам-полуоленихам.
Иоанновский Логос, будучи по преимуществу богом философов и ученых, жертв не требовал, хотя и настаивал непременно на том, чтобы к хлебу и вину во время его мистерий относились как к священной, жертвенной трапезе. Но пережив античную культуру, христианство оказалось в руках людей, которым Осирис был ближе Аристотеля. Человеческие жертвоприношения по медвежьим углам Европы практиковались, как минимум, до середины 19 века. В замаскированной форме фрейдовской «рационализации» практикуются они и до наших дней.
Есть на свете вещи, которых не знают, потому что их намеренно держат в тайне. Неизвестно, например, кто именно намалевал классическую трехбуквенную формулу на близлежащем заборе. Других не знают, потому что они непосредственно не наблюдаемы и их надо искать, исследуя взаимосвязь явлений. До Архимеда никто не знал о потере веса тела, погруженного в жидкость. А бывают еще такие, на которые попросту не обращают внимания, настолько они разумеются сами собой. До недавнего времени никто не задумывался над тем, что еврейские погромы всех времен и народов Европы были, в сущности, не чем иным, как ритуальными убийствами.
Нередко с уклоном магическим – кстати, именно это свойство полностью сохранилось до наших дней. Цели были всегда благие: ликвидировать эпидемию чумы, предотвратить надвигающуюся революцию или мировую войну... Правда, при ближайшем рассмотрении никакой связи между наличием/отсутствием евреев в данной местности и присутствием в оной чумной бациллы обнаружить не удается. Но ведь точно также не наблюдается и готовности исламистов отказаться по случаю ликвидации Израиля от стремления к мировому господству... Неважно! Магия – она на то и магия, что здравый смысл ей не указ.
Учтем, что всякая магия есть редуцированная религиозность, любой колдовской обряд в исходном моменте не что иное как привлечение на свою сторону, использование некой сверхъестественной силы. Вот и погромщики издревле утверждали, что дело их – богоугодное и даже приурочивали его к вполне определенным датам церковного календаря. Так вот, по датам этим можно с полной безошибочностью установить, что божество, которому посвящался кровавый культ, не Одином было, не Дионисом и не Осирисом, а именовалось оно Иисусом Христом. И уж, коль скоро дамам-оленихам в жертву приносили оленей, то еврею Иисусу... ну, в общем, сами понимаете...
* * *
Итак, именем некоего галилеянина жившего два тысячелетия назад, о котором мы мало что можем утверждать с уверенностью, обозначаются, как минимум, три не очень хорошо совместимых персонажа:
1. Библейский Мессия, знамение коренного преобразования мира, человека и общества. Представление это сохраняется, главным образом, в немногочисленных апокалиптических сектах. Из движений более или менее общепризнанных ближе всех к нему подошли сегодня теоретики латиноамериканской «Теологии освобождения», хотя и предпочитают игнорировать ненасильственный характер его движения.
2. Логос-Демиург, гарант мирового порядка и загробного воздаяния. Его реально исповедует сегодня официальный католицизм. Православие теоретически, вроде бы, присоединяется, но на самом-то деле куда милее ему...
3. Кровожадный языческий идол, обеспечивающий, в обмен на человеческие жертвы, чудесное, магическое решение всех на свете проблем. Обновлением этой иконы является, в частности, фильм Мэйла Гибсона.
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
Шалом! Данный форум устроен по типу 
