Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| р. Арье Барац
После принятия фундаментальных десяти заповедей, о чем повествуется в разделе “Итро”, Моше получил законы, связанные главным образом с возмещением ущерба (“Мишпатим”). Следующей группой заповедей, описываемых Торой и излагаемых в нынешнем недельном чтении, “Трума”, являются заповеди, связанные с постройкой Скинии (Мишкан), или, что то же самое - с постройкой ее постоянной версии - Храма (Микдаш).
Храм должен был состоять из трех основных частей: первая - это Святая святых (“Кодеш кадошим”), в которой находился кочег завета, а в нем скрижали. Вторая часть - Святилище (“Кодеш”), где располагался малый жертвенник, и третья часть - двор, где размещался большой жертвенник. В переносной скинии он именовался “хоцер”, в иерусалимском Храме - “азара”.
Первый Храм был построен в 2928 году от сотворения мира и простоял 410 лет. Второй Храм, отстроенный через 70 лет после разрушения первого, простоял 420 лет. Первый Храм был разрушен вавилонянами, второй - римлянами. Стена плача, западная стена иерусалимского Храма, чудом сохранилась еще от первого Святилища.
Но зачем вообще невидимому еврейскому Богу понадобился Храм? В этом усматривается определенное противоречие. Мы легко можем понять назначение языческих храмов, ведь языческие божества телесны, они имеют облик, и соответственно должны где-то обитать. Их естественно окружать всевозможными фетишами и помещать в священные обители.
Но как Тот, кто не имеет никакого вида, может быть привязан к культовому сооружению? Как Тот, в ком заключен весь мир, зачем-то еще выбирает для своего присутствия какое-то строение? Как это понимать? Как к этому относиться?
Иудаизм, разумеется, задается всеми этими вопросами, и ответов существует немало. Между тем все их можно разделить на два класса. Первый класс ответов усматривает в строительстве Храма некое снисхождение к человеческой природе, в лучшем случае некое средство; второй же, напротив, видит в Храме вершину всех мыслимых совершенств.
Первый подход видит в Храме такой же смысл, который Тора усматривает в Царе: Всевышний Сам стремится быть Царем Израиля, и в желании евреев поставить себе царя видит лишь слабость, которой, между тем, идет навстречу.
Как бы то ни было, в ТаНаХе имеются высказывания, ставящие под сомнение важность и осмысленность Храма. Например, в книге пророка Иешаи (66.1) говорится: “Так сказал Господь: Небо - престол Мой, а земля - подножие ног Моих. Что за дом вы можете построить Мне? И что это за место, в котором Я упокоюсь?”
Второй подход, напротив, видит в Храме точку соприкосновения земли с небом, некую смысловую вершину.
При этом оба эти подхода, оба эти класса ответов, посвященных вопросу о смысле Храма, напрямую связаны с датировкой получения заповедей, описанных в нашем недельном разделе “Трума”.
Так согласно первой версии, которая излагается в Мидраше Танхума, эти заповеди о строительстве Храма были даны в Йом Кипур, т.е. в тот день, когда Всевышний простил евреям грех золотого тельца. До этого греха, согласно Мидрашу, не было необходимости в Храме, так как Шехина обитала среди народа.
Но в другом авторитетном источнике, в Мидраше Шир Гаширим Раба, утверждается, что законы о постройке Храма были даны сразу же после дарования законов, изложенных в главе Мишпатим. Сам Мидраш объясняет необходимость создания Храма тем, что с достижением определенной зрелости народа Израиля Всевышнему стало угодно встречаться с ним в отдельном, специальном месте. Этот ответ, возможно, и не самый выразительный для этого класса ответов, но в целом можно подыскать и такие, которые говорят о Храме как о средоточии мироздания.
Так р.Йешая Галеви Горовиц, каббалист, живший в XVI-XVII веках, писал в своем сочинении “Шней лухот Габрит”: “Храм, прообраз мироздания, назван “вратами небес”, ибо Божественный свет исходит из горнего мира в дольний и наполняет Храм, а из Храма распространяется по всей земле, и каждый элемент мира получает предназначенный ему свет из соответствующей детали Храма”.
Итак, в иудаизме существует два образа понимания предназначения и смысла Храма, один расценивает его как ценность прикладную, второй - как безусловную и мистически осмысленную.
Эти подходы концептуальные, причем в определенной мере они напоминают то расхождение, которое имело место между Платоном и и Аристотелем.
Платон и Аристотель расходились в вопросе учения об идеях. Известные слова Аристотеля “Платон мне друг, но истина дороже” относятся именно к этой теме - к вопросу о существовании идей.
Спор этот весьма важен для всей последующей религиозной мысли. На протяжение тысячелетий он давал о себе знать внутри всех авраамитических религий (т.е. иудаизма, христианства и ислама).
Платон считал, что идеи вещей - т.е. законы и смыслы вещей, позволяющие нам опознавать их именно как “эти” вещи, как вещи “этого класса” - что эти идеи существуют сами по себе, в отдельном мире. Платон учил, что вечные идеи проявляются в текучих вещах. Аристотель же считал, что Платон удваивает мир, что идеи не существуют как-нибудь отдельно от вещей. Соответственно, если Платон мыслил Совершенство (Благо, Истину) как источник существования конечных предметов, то Аристотель - как тот последний Предел, к которому вещи стремятся.
Мне видится, что оба представления иудаизма о смысле и предназначении Храма не просто отражают религиозную действительность, но одновременно предполагают какой-то из этих подходов: платонический или аристотелевский.
Я начну с “митнагедовской” аристотелевской версии, коль скоро, на мой взгляд, она более отвечает буквальному тексту Торы.
В самом деле, из самого текста Торы не видно, чтобы Храм имел какой-либо небесный прообраз. Он строится так же прагматично, как строился ноев ковчег: “возьми... сделай...”.
Видный французский исследователь религии и мифологии Мирча Элиаде касательно стихов нашего недельного раздела утверждает следующее: “На горе Синай Всевышний показывает Моисею “образец” святилища, которое тот должен для него построить: “Все, как Я показываю тебе, и образец скинии и образец всех сосудов ее, так и сделай” (25.8-9). “Смотри сделай их по тому образцу, какой показан тебе на горе” (25.40). И когда Давид дает своему сыну Соломону план постройки Храма, скинии и всех сосудов ее, он заверяет его, что “все сие в писании от Господа... Он вразумил меня на все дела постройки”. I Паралипом 28.19. Следовательно, он видел небесный образец”.
Но этот вывод как раз не вполне очевиден. Используемое Торой слово “тавнит” (“образец”) трудно понять как прообраз в платоновском значении этого слова, скорее его следует понимать как просто модель. Если Моше имел на Синае какое-то видение Храма, то его скорее следует понимать не как видение небесного чертога, а как некий чертеж, прилагающийся к подробному техническому описанию: “Пусть сделают ковчег из акации, два с половиной локтя длиной, полтора локтя шириной и полтора локтя высотою(25.10)... и сделай крышку из чистого золота, два с половиной локтя длиной и полтора локтя шириной(25.17)”
Такой же характер, по всей видимости, имело и откровение пророка Йехезкеля (40-44 главы). Его видение Храма так же сопровождалось подробным техническим описанием: “Вот это учение о Храме. А это - размеры жертвенника в локтях: локоть, локоть и ладонь”(43.12).
Любой языческий храм действительно основан на идее мистического пробраза, но в отношении иерусалимского Храма - в этом как раз вполне можно усомниться. Из самой Торы скорее вычитывается “аристотелевское” понимание мистической действительности.
Крупнейший знаток античной мысли А.Ф.Лосев в таких словах характеризует подход Аристотеля: “Для Аристотеля характерно то, что он идет не сверху вниз, а, наоборот, снизу вверх. И потому доказательство божественной бесконечности несомненно отличается у него эмпирическим характером и имеет в виду не столько обосновать существование космоса на основе признания божества, сколько, наоборот, само божество представить ни чем иным, как только обоснованием самого же космоса”.
В иудаизме, разумеется, “божество” понимается совершенно иначе, чем понимали его древние греки, но общий логический подход иудаизма представляется более близким именно к аристотелевскому.
“Идея” Храма, действительно, подана свыше, но смысл Храма, смысл этой “идеи” другой: Божество обретается человеческим усилием снизу, т.е. за счет стремления к Пределу, а не за счет приобщения к Первооснове.
Мартин Бубер выразил эту центральную идею иудаизма в следующих сильных и красивых словах: “В других учениях душа Бога, посланная с неба на землю или отпущенная на землю, могла бы быть вновь отозвана на небо и освобождена, и творчество, как и искупление, могло бы идти в одном направлении - сверху вниз; но это невозможно для иудейского учения, которое целиком основано на взаимоотношении между человеческим Я и божественным Ты, на реальности этого взаимоотношения, на встрече. В нем человек, этот ничтожный жалкий человек, по предвечному назначению своему, является помощником Бога. Ради него, избирающего Бога, создан мир. Внешняя видимость мира для того существует, чтобы через нее человек доискивался самого ядра. Сферы для того раздвинулись, чтобы он их вновь сблизил. Творение ждет его. Сам Бог его ждет. И от него - “снизу” должен изойти призыв к искуплению. Благодать - будет ответом Бога”.
Итак, согласно “митнагедовскому” “аристотелевскому” видению, предназначение Храма состоит лишь в том, чтобы помочь этому “ничтожному жалкому человеку” вознестись над собой, вернуться к Всевышнему.
Но тем не менее в иудаизме существует все же и “хасидское”, “платоническое” понимание Храма. И это не странно. Религиозную действительность можно представить различными философскими описаниями. Каждое имеет свои преимущества и свои недостатки. Но о том, как идея Храма описывается в понятиях платонизма, речь пойдет в следующий раз.
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
Шалом! Данный форум устроен по типу 
