Человек, который любил детей

Януш Корчак (1878-1942), настоящее имя Генрик Гольдшмит, родился в Варшаве в 1878 году в интеллигентной еврейской семье; отец его был известным адвокатом. Литературный псевдоним Януш Корчак он принял юношей… и под этим именем стал одним из самых любимых и почитаемых мыслителей педагогики и детских писателей.
Я. Корчак (из дневника):
«… папуля называл меня в детстве растяпой и олухом, а в бурные моменты даже идиотом и ослом. Одна только бабка верила в мою звезду,
… Они были правы. Поровну. Пятьдесят на пятьдесят. Бабуня и папа.
Бабушка давала мне изюм и говорила:
- Философ.
Кажется, уже тогда я поведал бабуне в интимной беседе мой смелый план переустройства мира. Ни больше, ни меньше, только выбросить все деньги. Как и куда выбросить и что потом делать, я толком не знал. Не надо осуждать слишком сурово. Мне было тогда пять лет, а проблема ошеломляюще трудная: что делать, чтобы не стало детей грязных, оборванных и голодных, с которыми мне не разрешается играть во дворе, где под каштаном был похоронен в вате в жестяной коробке от леденцов первый покойник, близкий и дорогой мне, на сей раз только кенарь. Его смерть выдвинула таинственную проблему вероисповедания.
Я хотел поставить на его могиле крест. Дворничка сказала, что нельзя, поскольку это птица - нечто более низкое, чем человек. Даже плакать грех. Подумаешь дворничка. Но хуже, что сын домового сторожа заявил, что кенарь был евреем. И я. Я тоже еврей, а он - поляк, католик. Он в раю, я наоборот, если не буду говорить плохих слов и буду послушно приносить ему украденный дома сахар - попаду после смерти в то место, которое по-настоящему адом не является, но там темно. А я боялся темных комнат…»
Писатель, педагог, врач. Жизнь приготовляет для него много сюрпризов, и не всегда они несут радость. Генрику еще не исполнилось двенадцати лет, когда, внезапно обанкротившись, заболел, потерял рассудок и умер его отец. Генрик, продолжая учиться в гимназии, становится гувернером в богатых домах. Зарабатывает на жизнь репетиторством, помогая матери и сестре. Уже в школьном дневнике он запишет: 'Чувствую, во мне сосредотачиваются неведомые силы, которые взметнутся снопом света, и свет этот будет светить мне до последнего вздоха. Чувствую, я близок к тому, чтобы добыть из бездны души цель и счастье'.
Еще не окончив гимназии, Генрик в совершенстве владел польским, еврейским и русским языками. Хорошо знал немецкий и французский.

В 1898 году Генрик Гольдшмит оканчивает русскую гимназию и становится студентом медицинского факультета Варшавского университета. Тогда Варшава входила в состав Российской империи. Поступив в университет, Генрик продолжает репетиторскую работу, помогая сестре получить высшее образование. С первого курса начинает активную журналистскую деятельность под псевдонимом - Януш Корчак.

Как многократно подчеркивал сам Корчак, его литературный талант формировала великая русская литература XIX века. Особенно творчество Чехова, чьим талантом Корчак был «буквально заворожен».

В 1904 Януш заканчивает университет и начинает работать врачом-педиатром в одной из детских больниц Варшавы. Много лет спустя он напишет: «Больница показала мне, как достойно, зрело и мудро умеет умирать ребенок». В том же 1904 он участвует в русско-японской войне в качестве врача полевого госпиталя. Часто рискуя собственной жизнью, спасает множество раненых. По возвращению с войны снова работает в одной из детских клиник.

В 1905 году выходит первая повесть Корчака - "Дитя Гостиной", принесшая автору первый успех и заслуженную известность. Писательский труд становится неотъемлемой частью его жизни. В одном ряду с работой в детских клиниках.

Каждый день, на протяжении семи лет, Корчак без устали врачует не только тела, но и души детей. Делает все возможное и невозможное, чтобы защитить малышей от одиночества и отчаяния, боли и нестерпимого унижения. Больных детей он воспринимает, как самый «обездоленный и распятый класс». Корчак одним из первых попытался встать на место детей, не просто обиженных судьбой, но и находящихся в унизительной зависимости от взрослых. Он не просто заявил, а многократно подтвердил на деле, что воспринимает больных детей, как равных себе, и готов разделить все их страдания.

С завидной последовательностью и решительностью Корчак вступает на путь реформаторства неустроенного мира, не только как врач-педиатр, но и как писатель, журналист, общественный деятель. А главной поддержкой и радостью на избранном многотрудном пути, становится для него бесконечное доверие и сокровенные надежды детей.
Корчаку нет еще и тридцати, а он уже на редкость талантливо обретает себя в трех важнейших человеческих ипостасях, непосредственно обращенных к детям: «врача, учителя и клоуна». Конкретно и образно: В качестве врача не только как педиатр, но и блистательный психолог, истинный целитель душ. Педагогический талант его постоянно подтверждается изобретательной и мудрой организацией детских лагерей, где исподволь и ненавязчиво Корчак терпеливо и вдумчиво помогает детям строить свое государство, в котором все на равных. Наконец, интереснейшим образом проявляется его дар клоуна-режиссера. Корчак становится неизменным выдумщиком и незаменимым дирижером бесчисленных светлых игр, в которых дети обретают долгожданное самовыражение и раскрепощаются.

В 1907 и 1908 годах Корчак работает воспитателем в детских летних колониях, где основной контингент составляют сироты и дети из малоимущих еврейских семей. Думается, именно тогда формируется его выбор главной профессии: в 1912 Корчак фактически отказывается от карьеры врача, и становится директором реорганизованного «Дома Сирот», которым руководит более тридцати лет, до конца жизни. С перерывами, выпадавшими на годы Первой Мировой войны и революции в России.

В 1914 начинается Первая мировая война, и Корчак на четыре года становится ординатором полевого госпиталя русской армии. В кровавые годы мировой бойни Корчак снова и снова спасает человеческие жизни. Четыре года проведет Корчак в скитаниях по дорогам войны. От Восточной Пруссии до Тернополя. Весной 1917 Корчак откомандирован для работы врачом в польских и украинских детских приютах. Целый год он живет в Киеве, где знакомится с известной польской общественницей - Марией Фальской. После окончания войны Корчак вместе с Фальской организует варшавский детский приют «Наш Дом».

Именно в страшные военные годы зарождается одна из главных педагогических книг Корчака - "Как любить ребенка" (1918). Книга, ставшая во многом жизненным кредо автора. Суть его размышлений о ребенке и детстве. Книга «Как любить ребенка» нанесла сокрушительный удар по замшелой педагогике. «Детей нет - есть люди, - утверждал Корчак. - Но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными влечениями, иной игрой чувств». Страшные годы войны лишь подтвердили грандиозность замыслов Корчака о коренном переосмыслении взглядов на мир детей как личностей, не менее сложных, чем взрослые. И самого решительного пересмотра в методологии воспитания и развития будущих личностей.

«Одна из грубейших ошибок - считать, что педагогика считается наукой о ребенке, а не о человеке. В области чувств ребенок превосходит взрослых силой, ибо не отработано торможение. В области интеллекта, по меньшей мере, равен им, недостает лишь опыта».

Сам Корчак никогда с детьми не сюсюкал, не подлаживался под их уровень мышления. И «не давил авторитетом», а говорил с малышами о самых серьезных и сложных вещах на равных, великолепно владея их языком, даже с самыми неразвитыми и откровенно невежественными. Дети, в свою очередь, платили Корчаку беспредельным доверием, восхищением и пронзительными, полными любви откровениями.

Всей своей жизнью фантастического педагога-творца Корчак неустанно вершил свободное и гармоничное развитие внутренних сил и способностей каждого из своих питомцев. Упорно, но чрезвычайно нежно подводил каждого мальчишку и девчонку к «добру, красоте и свободе». С неимоверной изобретательностью помогал детским душам избавляться от конформизма и эгоцентризма, обретать внутреннюю самостоятельность и чувство собственного достоинства.

Корчак не только неустанно заявлял о несправедливости общества к детям. Он ярко и талантливо подтверждал свои мысли и требования ежедневными делами, интереснейшими книгами, неординарными статьями, самобытными передачами на польском радио.

В 1918 году Корчак окончательно возвращается в Варшаву. За двадцать лет, выпавших между двумя мировыми войнами, Корчак становится мозговым центром и душой двух приютов – «Наш дом» и «Дом Сирот», где создает своеобразную детскую республику, крошечную ячейку равенства и справедливости. Любовь к детям, безмерный талант, феноменальная работоспособность и удивительная воля помогают Корчаку сотворить прибежище добра и света для самых обездоленных и нищих детей Варшавы.
Творя каждодневный негромкий подвиг, Корчак конкретными делами подтверждает одно из последних своих высказываний: «Я существую не для того, чтобы меня любили и мной восхищались, а чтобы самому действовать и любить. Не долг окружающих мне помогать, а я сам обязан заботиться о мире и человеке».

Корчак преподает в Институте специальной педагогики и Свободном польском университете. Работая на польском радио, под псевдонимом Старый Доктор, он становится не просто любимцем, а главным советчиком для десятков тысяч слушателей.

Несмотря на усиление антисемитских настроений воинствующих националистов в предвоенной Польше, на предложение уехать в Палестину интернационалист Корчак, гордившийся своим еврейским происхождением, отвечает твердым отказом.

Настоящим событием в мире литературы становятся новые книги Корчака - "Банкротство юного Джека" (1924), "Когда я снова стану маленьким" (1925), "Кайтусь-волшебник" (1935), "Упрямый мальчик. Жизнь Л.Пастера" (1938).
Особое место среди книг Корчака занимает дилогия "Король Матиуш I" и "Король Матиуш на безлюдном острове" (1923). Этот шедевр принес Корчаку мировую славу и занял достойнейшее место среди лучших философских сказок человечества.

Два десятилетия кряду мудрец и доброхот самозабвенно превращает процесс познания мира для детей в увлекательнейшую цепочку игр. Дети, ведомые Корчаком, чувствуют себя маленькими волшебниками, даже когда приходится заниматься столь мало привлекательными вещами, как уборка, выполнение уроков, разного рода дежурства, мытье посуды.

Корчак не устает повторять: «Детство - фундамент жизни. Без безмятежного, наполненного детства, последующая жизнь будет ущербной. Ребенок - это ученый в лаборатории, напрягающий свою волю и ум для решения труднейших задач». Корчак настойчиво требует признания равноценности и самоценности личности ребенка, признания за ним права на индивидуальность.

А сколь актуальными и пророческими оказались слова Корчака относительно бездумного давления общества на детей: «Государство требует от детей официального патриотизма, церковь - догматической веры, школа - беспрекословного повторения сомнительных истин, эгоизм недалеких и бесцеремонных родителей - безусловного подчинения. Результатом такого «воспитания» может стать лишь никчемная посредственность».

Особую роль играли в «Доме Сирот», придуманные и учрежденные Корчаком разного рода показательные награды и поощрения для детей. И, конечно же, праздники. Часто спонтанные, необычные, импровизированные. «Праздник Первого Снега» или «Праздник Самого Длинного Дня», когда можно не спать всю ночь.

С каким упоением обрушивал Корчак на измотанных городом детей звонкое буйство леса, радужные перекаты рек, пьянящие запахи переливчатого разнотравья полей! Дни, проводимые на воле, в деревне, становились для подопечных Корчака конкретным, осязаемым счастьем. Восхищенные и потрясенные малыши, покидая любимые места, строили гнезда для аистов и оставляли в них записки: «Пусть здесь поселятся птицы, когда прилетят в будущем году. Пусть они будут счастливы в Михалувке, как были счастливы мы».

Впервые за всю историю педагогики Корчак создает в «Доме Сирот» выборный детский сейм, товарищеский суд и судебный совет. Главными задачами детского сейма и товарищеского суда стало не принуждение, а воспитание самосознания. Превыше всего ценилось способность размышлять, умение относиться к себе критически. Товарищеский суд, в девяносто пяти случаях из ста, выносил оправдательный приговор. Простить, простить, простить! Понять и простить - вот лейтмотив детского суда. Сам Корчак имел мужество и мудрость неоднократно подавать на себя в детский суд: «Когда необоснованно заподозрил девочку в краже. Когда сгоряча оскорбил судью. Когда, не сдержавшись, выставил расшалившегося мальчишку из спальни». Один раз суд применил к Корчаку семьдесят первую статью: «Суд прощает, потому что подсудимый жалеет, что так поступил». Три раза была применена двадцать первая статья: «Суд считает, что подсудимый имеет право так поступить».

«Я категорически утверждаю, - писал Корчак, - что эти несколько судебных дел были краеугольным камнем моего перевоспитания, как нового «конституционного» воспитателя, который не обижает детей не потому только, что хорошо к ним относится, а потому что существует институт, который защищает детей от произвола, своеволия и деспотизма воспитателей».

Корчак придумал интереснейшие уроки по самоизгнанию лени и глупости. Предложил игру-систему ответов на вопросы: чего я не знаю и почему. Вдохновил старшеклассников на ежедневное перевоплощение, пусть всего на полчаса, в умнейшего, интеллигентного человека:

У Януша Корчака не было жены и детей. В 29 лет Корчак решает жить в одиночестве. "Сыном своим я выбрал идею служения ребенку"…- писал он, спустя 30 лет. Всего себя он отдал чужим, далеко не благополучным детям. В ущерб и своему огромному литературному дару.

Когда Гитлер вторгся в Польшу и была оккупирована Варшава, Корчак остался со своими подопечными.

В 1940 немцы его арестовали, несколько месяцев Корчак просидел в тюрьме «Павиак», откуда его выкупили его бывшие воспитанники. И теперь у всемирно известного писателя Корчака появляется возможность уехать из оккупированной фашистами Польши. Но Корчак возвращается в «Дом Сирот», который уже находился на территории Варшавского гетто.

Застенчивый невысокий человек, «старый доктор», с детскими голубыми глазами, имел титаническую волю. Потрясая мир своими последними деяниями, он обрел безоговорочное право называться величайшим педагогом за всю историю человечества.

Положение детей в «Доме Сирот», заключенных в Варшавское гетто, с каждым днем ухудшалось. Не хватало одежды и белья, самых элементарных лекарств и мыла. Днем Корчак ходил по гетто, правдами и неправдами добывая для детей пищу, найти которую становилось все труднее и труднее. Он возвращался поздно вечером, иногда с мешком гнилой картошки или прелой моркови за спиной, а иногда с пустыми руками, пробирался по улице между мертвыми и умирающими.
По ночам он приводил в порядок свои бумаги, свои бесценные тридцатилетние наблюдения за детьми… и писал дневник:
«… Варшава - моя, и я - ее. Скажу больше: я - это она.
… Мне сказал один мальчик, покидая Дом Сирот:
- Если бы не этот дом, я бы не знал, что на свете существуют честные люди, которые не крадут. Не знал бы, что можно говорить правду. Не знал бы, что на свете есть правда. …
Поливаю цветы. Моя лысина в окне - такая хорошая цель. У него карабин. Почему он стоит и смотрит спокойно? Нет приказа. А может быть, до военной службы он был сельским учителем или нотариусом, дворником? Что бы он сделал, если бы я кивнул ему головой? Дружески помахал рукой? Может быть, он не знает даже, как все на самом деле? Он мог приехать только вчера, издалека…»
Это – одна из последних строчек Януша Корчака. Он искал человека даже в эсэсовце.

Иногда Корчаку приходилось тратить целый день, чтобы раздобыть для детей хоть что-то съестное. И если это удавалось, он был счастлив. Но по-прежнему работали детский сейм и товарищеский суд. Издавалась детская газета. До последнего дня в классах шли уроки. Репетировалась пьеса-сказка Рабиндраната Тагора «Почта». Рядом с Корчаком оставалась горстка его сподвижников. Таким оказался поляк, сторож «Дома Сирот», пан Залевский. Когда приют заключили в гетто, Залевский сам пошел за еврейскими детьми, раз и навсегда выбрав свою судьбу. Пан Залевский произнес только четыре слова по поводу своего выбора: «Я им там пригожусь». В августе фашисты расстреляли Залевского прямо во дворе «Дома Сирот».

В комнате, где жил и работал Корчак, с каждым днем прибавлялось все больше больных детей. Множество людей тщетно пытались уговорить доктора покинуть гетто. Чтобы хоть как-то облегчить ему жизнь, друзья сняли для него комнату на Белянах, в нескольких кварталах от гетто, зная, что власти, несмотря на еврейское происхождение Корчака, разрешили писателю уходить и возвращаться в добровольно выбранную тюрьму. Но Корчак отказался оставлять детей даже на несколько часов. И пользовался изредка этим правом для того только, чтобы добывать хоть какую-нибудь пищу, которой в гетто фактически не осталось.

Когда были получены достоверные сведения, что «Дом Сирот» в полном составе немцы отправляют в концлагерь, в Треблинку, выручать Корчака пришел один из вернейших учеников - Игорь Неверли. Вот что он вспоминал впоследствии: «Когда я пришел к нему, имея пропуск на два лица, Корчак взглянул на меня так, что я съежился. Видно было, что он не ждал от меня подобного предложения. Ответ доктора был такой: «Не бросишь же ты своего ребенка в несчастье, болезни и опасности. А тут двести детей... Если их оставить, можно ли такое пережить?»

Вот последняя запись из знаменитого дневника Корчака, чудом спасенного его учениками. Эти слова он записал в ночь перед отправлением в концлагерь: «…Завтра мне исполняется 63 или 64 года. Отец несколько лет не оформлял мне метрику. Я пережил из-за этого ряд тяжелых минут.
Я обязан посвятить отцу много места: я реализую в своей жизни то, к чему он стремился, и к чему столь мучительно в течение стольких лет стремился дед. И мать. Но об этом после. Я – и мать, и отец. Знаю это и поэтому многое понимаю.
Тяжелое это дело – родиться и научиться жить. Мне осталась куда легче задача – умереть. Последний год, последний месяц или час.
Хотелось бы умирать, сохраняя присутствие духа и в полном сознании. Не знаю, что я сказал бы детям на прощание. Хотелось бы только сказать: сами избирайте свой путь.
Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается...»

Последний марш детей 'Дома Сирот' по платформе к вагонам, увозившим их на смерть, превратился в грандиозное трагическое шествие, бросавшее вызов фашизму. Вот что вспоминали об этом очевидцы:
«Дети шли по четыре в ряд. Корчак с высоко поднятой головой шел впереди.… Второй отряд вела Стефания Вильчинска, третий - Бронятовска, четвертый - Штернфельд.… Это были первые евреи из гетто, которые шли на смерть с честью, презрительно глядя на людоедов.
… Эти двести ребят не кричали, эти двести невинных существ не плакали, ни один не побежал, ни один не спрятался, они только теснились, как птенцы, возле своего учителя и воспитателя, своего отца и брата…»
Над головами детей развевалось зеленое знамя с четырехлистным золотым клевером - знамя надежды бесстрашного юного короля Матиуша. Даже вспомогательная полиция встала смирно и отдала честь.
- Что это такое? - закричал комендант Умшлагплаца.
Ему сказали: это Корчак с детьми. Комендант задумался, начал что-то вспоминать, но вспомнил, когда дети были уже в вагонах. Он спросил у Доктора:
- Это Вы написали "Банкротство маленького Джека"?
- Да, а это имеет какое-нибудь отношение к отправлению эшелона?
- Нет, я просто читал в детстве, хорошая книга, вы можете остаться, доктор…
- А дети?
- Невозможно, детям придется поехать…
- Ну, нет! Вы ошибаетесь! - крикнул Доктор, - дети прежде всего! - и захлопнул за собой дверь вагона изнутри...
Из Варшавы поезд повез детей в Треблинку. Один только мальчик выбрался на волю: Корчак поднял его на руки, и мальчику удалось выскользнуть в маленькое окошко товарного вагона. Но и этот мальчик потом, в Варшаве, погиб.
По дороге к смерти доктор держал на руках двух самых маленьких детей и рассказывал сказку ничего не подозревающим малышам.

Говорят, что на стенах одного из бараков в Треблинке остались детские рисунки - больше ничего не сохранилось.
Вот один крохотный фрагмент из поэмы Александра Галича 'Кадиш', посвященной Янушу Корчаку:

Я не умею молиться, прости меня, Господи Боже,
Я не умею молиться, прости меня и помоги!
Уходят из Варшавы поезда,
И скоро наш черед, как ни крути.
Ну что ж, гори, гори, моя звезда,
Гори на рукаве и на груди!

На месте смерти Корчака, в Треблинке стоит большой камень. На нем короткая надпись: «Януш Корчак и дети».

Я не возношу Тебе длинных молитв, о, Господи.
Не посылаю бесчисленных вздохов.
Не бью низкие поклоны.
Не приношу богатые жертвы во славу Твою и хвалу.
Не стремлюсь вкрасться Тебе, Владыка, в милость.
Не прошу почестей.
Нет у меня мыслей-крыльев, которые вознесли бы песнь мою в небеса. Слова мои не красочны и не благовонны - нет у меня цветов.
Устал я, измучен.
Глаза мои потускнели, согнулись под грузом забот.
И все-таки обращаюсь к тебе, Господи, с сердечной просьбой.
Ибо есть у меня драгоценность, которую не хочу доверить брату-человеку.
Боюсь - не поймет, не проникнется, пренебрежет, высмеет.
Всегда я пред Тобою смиреннейший из смиренных, но в этой просьбе моей буду неуступчив.
Всегда я говорю с Тобой - тишайшим шепотом, но эту просьбу мою выскажу непреклонно.
Горящий взор свой устремляю в высь небесную.
Распрямил спину и прошу смело - ибо не для себя прошу.
Ниспошли детям счастливую долю, помоги, благослови их усилия.
Не легким путем направь их, но прекрасным.
А в залог этой просьбы, прими мое единственное сокровище: печаль.
Печаль и труд. ("Молитва воспитателя", Януш Корчак)

ЯНУШ КОРЧАК: 10 ЗАПОВЕДЕЙ ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

1. Не жди, что твой ребенок будет таким, как ты или таким, как ты хочешь. Помоги ему стать не тобой, а собой.

2. Не требуй от ребенка платы за все, что ты для него сделал. Ты дал ему жизнь, как он может отблагодарить тебя? Он даст жизнь другому, тот - третьему, и это необратимый закон благодарности.

3. Не вымещай на ребенке свои обиды, чтобы в старости не есть горький хлеб. Ибо что посеешь, то и взойдет.

4. Не относись к его проблемам свысока. Жизнь дана каждому по силам и, будь уверен, ему она тяжела не меньше, чем тебе, а может быть и больше, поскольку у него нет опыта.

5. Не унижай!

6. Не забывай, что самые важные встречи человека - это его встречи с детьми. Обращай больше внимания на них - мы никогда не можем знать, кого мы встречаем в ребенке.

7. Не мучь себя, если не можешь сделать что-то для своего ребенка. Мучь, если можешь - но не делаешь. Помни, для ребенка сделано недостаточно, если не сделано все.

8. Ребенок - это не тиран, который завладевает всей твоей жизнью, не только плод плоти и крови. Это та драгоценная чаша, которую Жизнь дала тебе на хранение и развитие в нем творческого огня. Это раскрепощенная любовь матери и отца, у которых будет расти не "наш", "свой" ребенок, но душа, данная на хранение.

9. Умей любить чужого ребенка. Никогда не делай чужому то, что не хотел бы, чтобы делали твоему.

10. Люби своего ребенка любым - неталантливым, неудачливым, взрослым. Общаясь с ним - радуйся, потому что ребенок - это праздник, который пока с тобой.