Иконоборчество (иконоклазм) – религиозное и социально-политическое движение в Византии VIII-IX вв. Многие исследователи занимались изучением причин возникновения иконоклазма, теологическим, политическим и социальным аспектами этого движения. Не единожды пересматривались достоверность и атрибуция произведений, созданных в этот период. Очевидно, что к дошедшим до нас текстам следует относиться критически, но они все-таки рассматриваются в качестве исторических источников. Однако во избежание возможных неточностей в восприятии текстов эта критика должна быть продолжена. Характерным примером неточности служит высказывание А.П. Каждана, который, опираясь на сочинения Иоанна Дамаскина как на историческое свидетельство, пишет: “Что касалось икон Девы Марии и святых, то здесь иконоборческая критика вовсе не имела какой-либо доказательной силы, поскольку, будучи святыми, они не обладали божественной природой и могли поэтому изображаться в материальном виде” . Таким образом, многочисленные свидетельства о том, что иконоборцы отвергали Деву Марию и святых, не подвергаются дополнительной критике. А между тем, если внимательно рассмотреть образ иконоборца в произведениях VIII-IX вв. и возможные истоки этого образа, становится очевидно, что именно он обусловливает появление многочисленных подробностей в описании характера и поведения императоров-иконоборцев. Любой иконоборец для автора-иконопочитателя – это Чужой, в котором полностью отрицаются положительные качества, присущие самому этому автору и его сторонникам. “Универсальным Чужим” для византийцев служили евреи, в результате чего, вероятно, византийские авторы всем врагам автоматически приписывали качества и характерные черты еврея. Возможно, именно поэтому в сочинениях того времени появляются обвинения в адрес иконоборцев в непочитании Девы Марии и святых, и в этом случае следует более осторожно относиться к тем фактам, которые мы можем почерпнуть из сочинений иконопочитателей.

В данной работе будут выявлены черты образа иконоборца в сочинениях иконопочитателей VIII-IX вв. Путем сравнения этого образа с образом еврея в ранневизантийских антииудейских сочинениях я попытаюсь показать, что многочисленные описания характера и поведения иконоборцев вряд ли можно считать правдоподобными, поскольку их появление в иконопочитательских текстах скорее всего было обусловлено “законами образа”, так как все черты Чужого-еврея автоматически переносились на Чужого-иконоборца. Кроме того, средневековая риторика диктовала не только необходимые черты образа иконоборцев, но и тот набор лексики, при помощи которой создавались описания этого образа.

В работе были рассмотрены антииконоборческие сочинения по изданию Textus byzantinos ad iconomachiam pertinentes in usum academicum, ed. H. Hennephof, Leiden 1969 и тексты антииудейских сочинений по изданию Patrologia Graeca.

При рассмотрении данных полемических сочинений нельзя не учитывать тот факт, что обе группы текстов составляют произведения, написанные в разных жанрах. Среди основных жанров антииудейских полемических сочинений выделяются testimonia, своеобразные сборники изречений из Ветхого Завета, подтверждающие правоту христиан, обычно с краткими комментариями, трактаты, представляющие собой по сути расширенные testimonia, где пространные комментарии составляют основную часть текста, а также диалоги – беседы (обычно вымышленные) между иудеем и вразумляющим его христианином. В корпус антииконоборческих сочинений входят произведения, написанные в историческом жанре (“Хронография” Феофана Исповедника (нач. IX в.), хроника Георгия Монаха (сер. IX в.), хроника Продолжателя Феофана (сер. X в.) и пр.), жития (житие Стефана Нового, Андрея Критского, патриарха Германа (все - нач. IX в.) и пр.), эпистолография, постановления церковных соборов 754 и 813 годов, речи и т.д. В данной работе все эти произведения будут рассматриваться вне зависимости от их жанровой принадлежности, поскольку необходимо выявить основные мотивы и лексический инвентарь, общий для всех авторов.

Для того, чтобы показать полное совпадение образов иконоборца и еврея, сначала следует рассмотреть те обвинения, которые выдвигались против и тех, и других, а затем сравнить эти две группы текстов на уровне лексики. Начнем с первого.

Сравним те вопросы, которые обсуждались в спорах между “истинными” христианами (авторами данных полемических сочинений) и их противниками (иудеями или иконоборцами). Следует заметить, что вследствие тотального истребления наследия иконоклазма после окончательного восстановления иконопочитания в 843 г, до нас дошли только сочинения защитников икон, а всю аргументацию иконоборцев мы вынуждены “вынимать” из иконопочитательских текстов, действуя “от противного”. В антииудейском диалоге аргументы иудея также вкладываются в его уста самим автором. Трудно определить, как реальные иудеи или иконоборцы соотносятся с этими “фиктивными” персонажами в произведениях их противников: как отмечает Д.Е. Афиногенов, “реальность, творимая агиографом (а также авторами произведений в других жанрах – Н.Е), есть вещь принципиально иного порядка, нежели та историческая “правда”, восстановить которую призван исследователь”. Данная работа не ставит перед собой задачу выяснить эту “историческую правду”, напротив, для определения образа требуется рассмотреть, как иконоборцы описываются в тексте. Детальное рассмотрение обвинений, выдвигаемых полемистами в адрес своих противников, может пролить свет на характер скорее самих полемистов, нежели их противников, так как противникам приписывается либо отрицание некоторых действий, которые совершают они сами, либо совершение запрещенных ими самими действий.

В обеих полемиках выдвигаются по преимуществу одни и те же обвинения:

Обвинение в непочитании икон

Практически во всех антииудейских сочинениях приводятся аргументы, опровергающие нападки иудеев на христианский обычай поклонения рукотворным изображениям. Необходимо принять во внимание тот факт, что, как сообщает A. Kuzler, “сначала речь шла только об оправдании почитания креста, а оправдание иконопочитания появляется значительно позднее. <…> Впервые вопрос об иконах появляется в диалоге Леонтия Неапольского и продолжает обсуждаться вплоть до отмены иконоборчества в 843 г.”. И это совпадение не случайно. Тот факт, что вопрос почитания икон начинает обсуждаться в это время в произведениях различных жанров, отражает реальную ситуацию религиозного брожения того времени. Как пишет М.Я. Сюзюмов, “бóльшая часть политической борьбы в Византии VIII-IX вв. оформлялась как борьба за иконы”.

В антииудейских диалогах иудеи обвиняют христиан в язычестве, основываясь на запрете “не делай себе кумиров и изваяний” (Исх 20:4-5, Лев 26:1, Втор 5:8). Опровергая эти обвинения, христиане, как, например, тот же Леонтий Неапольский, приводит другие места из Пятикнижия: Исх.25:18 (“и сделай из золота двух херувимов; чеканной работы сделай их на обоих концах крышки”) и Иез 41:18(сделаны были херувимы и пальмы: пальма между двумя херувимами, и у каждого херувима – два лица). Леонтий говорит: “если евреи осуждают нас за изображения, то они должны осуждать Бога за то, что он создал их”, и далее: “мы поклоняемся не дереву, а тому, кто был распят на кресте” и “иконы – раскрытая книга, напоминающая нам о Боге”. То же самое говорит и христианин в диалоге Анастасия Синаита: “мы, христиане, поклоняясь кресту, не дереву поклоняемся, но распятому на нем Христу”. Таким образом, Леонтий и Анастасий выстраивают “апологию” христианского иконопочитания, основываясь на том же стихе из Библии, что и иудеи. Встречаются такие оправдания: “мы поклоняемся иконам не как богам, но как символам” (например, у Псевдо-Афанасия: “мы поклоняемся иконам не как богам”). Часто встречается упоминание о том, что если крест или икона повреждены, то они теряют свою силу и становятся обыкновенными предметами, которые можно выбросить или сжечь. Тот же Псевдо-Афанасий пишет: “пока две перекладины креста соединены вместе, я поклоняюсь образу через Христа, распятого на нем, если же они распадаются, я их выбрасываю и сжигаю”. Впрочем, иногда стиль полемики напоминает площадную брань: христианин в диалоге Анастасия Синаита в какой-то момент перестает оправдываться перед иудеем, а на обвинения в идолопоклонстве начинает говорить с ним на грани оскорбления: “и не стыдно вам, иудеи, называть нас служителями идолам и идолопоклонниками? Однако нет ничего удивительного, ибо всякая падшая женщина называет своим именем свободную женщину и кричит ей: "гулящая"”. Когда же иудей спросил открыто, почему христиане почитают предметы, сотворенные руками человека, хотя Бог это запретил, христианин говорит: “скажи мне и ты, иудей, по какой причине ты почитаешь книгу закона, хотя она сделана из кожи, произведенной в нечистоте?”. И далее: “Что у Бога больше ценится, человек или подвешенная медная змея, которой поклоняетесь вы?”.

О чем же спорят иконопочитатели с иконоборцами? О том же самом. Как известно, на иконоборческом церковном соборе 754 г. было объявлено, что почитание икон является оскорблением Христа со стороны презренного эллинского (т.е. языческого) искусства. Полемика в иконоборческих сочинениях, конечно, гораздо глубже, нежели в спорах с иудеями. Иконоборцы тоже приводили стих из Писания “не делай себе кумиров и изваяний”: не случайно Иоанн Дамаскин начинает свой первый трактат “против клевещущих на святые иконы” с разбора именно этого стиха. Иконоборческое обвинение в склонности к язычеству все опровергали по-своему. Некоторые утверждают, что раз Христос был Богом, то его изображение не может считаться идолом. Иоанн Дамаскин говорит, что Писание запрещает поклоняться только изображениям языческих богов, а не изображениям вообще, и что идолы возможны только в язычестве. А патриарх Герман утверждает, что до появления Христа изображать Бога было нельзя, ибо он был Дух, а поскольку Христос был и Богом, и человеком, то его изображать можно, а тем паче можно изображать богоматерь и святых.

Патриарх Никифор (кон. VIII в.) отвергает выдвигаемые иконоборцами обвинения в идолопоклонстве, говоря: кресту поклоняемся мы ради распятого на нем. В иконофильских текстах также встречается мнение о том, что христиане ни в коем случае не идолопоклонники, потому что иконы – только символ, и поэтому, когда они портятся или ветшают, их выкидывают.

Иконопочитатели нередко обвиняют иконоборцев в отрицании непорочного зачатия и в неприязненном отношении к Деве Марии. Феофан называет иконоборцев противниками Богородицы. В житии Никиты Медикийского о Константине V сказано: “Христос был выделен … в жилище его, а славную мать его…, ее почтенное имя он всеми способами старался изгнать из церкви”. Возникает вопрос, был ли у иконопочитателей повод обвинять иконоборцев в неуважении к деве Марии. Выше мы уже рассмотрели утверждение А.П. Каждана о том, что иконоборческая критика вовсе не имела какой-либо доказательной силы по этому вопросу. Не следует забывать и тот факт, что “суть разногласий в период иконоклазма была сильно преувеличена оппонентами иконоборчества”. Поскольку иконоборцы в сочинениях иконопочитателей – скорее не реальные исторические лица, а фиктивные персонажи, следует обращать внимание не на то, против чего выступали сами иконоборцы, а на то, против чего выступают именно эти фиктивные персонажи. Но если предположить, что при составлении антииконоборческих сочинений иконопочитатели брали за образец антииудейские сочинения, появление подобных обвинений не должно вызывать удивления. Если иконоборцы совпадают с иудеями в отношение непочитания икон, то для средневекового сознания иконоборцы a priori виновны и во всех прочих иудейских грехах.

Моисеев закон

Вопрос об актуальности законов Моисея является чуть ли не самым главным камнем преткновения в иудейско-христианской полемике. Для иудеев, с точки зрения христианских полемистов, закон Моисея обладает непоколебимым авторитетом и является основой жизни, в то время, как уже для отцов церкви он обладает “относительной” законностью и становится второстепенным, ибо "обрезание сердца" стоит выше, чем обрезание плоти. Так у Анастасия Синаита последняя мысль выражена цитатой из пророка Иеремии: “все народы необрезаны в плоти, а дом Израиля необрезан в сердце”, и во многих антииудейских сочинениях постоянно обсуждается вопрос о законе и благодати, об обрезании плоти и обрезании сердца.

В иконопочитательских текстах встречаются упоминания о том, что иконоборцы уделяли излишне много внимания Моисееву закону. Так, в житии патриарха Никифора мы читаем о том, что Лев Армянин говорил ему: “Неужели ты не знаешь, что слова Моисея – это слова Бога, который не разрешает создавать идолов и подобие свое”. Никифора не устраивает не столько то, что Лев Армянин запрещает поклоняться иконам, сколько тот факт, что мотивирует он это именно на основании Моисеева закона, т.е. что он ведет себя по-иудейски.

Мотив Антихриста

В антииудейских сочинениях евреи, не принявшие Христа как истинного Мессию, изображаются как сторонники ложного Мессии, или Антихриста. Именно в служении дьяволу обвиняет евреев Грегентий: “своих сыновей и дочерей вы принесли в жертву демонам”; далее он напрямую обвиняет иудеев в пособничестве нечистому: “я не сосчитал для тебя, сколько раз Израиль не попадал в рабство,… не один век, до тех пор, пока Сатана и Антихрист не придет в мир”. Евреи в христианском представлении распяли Христа, и это, несомненно, указывает на их связь с дьяволом. Обвинение в убийстве Христа встречается в сочинении Ипполита Римского: “о, иудей, ты часто хвастаешься тем, что осудил на смерть Иисуса из Назарета…”.

Многие авторы-иконопочитатели называют императоров либо словом “Антихрист”, либо “Предтеча антихриста”, также как и христианские полемисты, обвиняющие евреев в том, что они поклоняются дьяволу и что их мессия – антихрист. У Феофана есть даже рассказ о том, как евреи “соблазняют” Льва III, говоря ему, что хоть и не он станет последним правителем (т.е. Антихристом), но он может стать его “правой рукой”.

Сторонники иконопочитания часто обвиняют своих противников в сотрудничестве с дьяволом, причем такие обвинения можно обнаружить даже в официальных документах, например, в актах церковного Собора 754 года: “тем, кто провозглашает изобретения дьявольской хитрости, анафема”.

Обвинение в ритуальном детоубийстве

Одно из самых излюбленных обвинений в адрес иудеев – это обвинение в использовании человеческой крови в ритуальных целях. Как ни странно, в Византии подобные обвинения в адрес евреев засвидетельствованы всего дважды – у Сократа Схоластика (ок. 450 г.) и в уже не раз упомянутой выше "Хронографии Феофана", – хотя, казалось бы, именно византийцы как прямые преемники александрийских авторов должны были развить этот мотив, появившийся в литературе эпохи эллинизма. Что касается иконопочитательских текстов, то в них, по крайней мере, один раз встречается подобное обвинение. Георгий Монах так пишет о Константине Копрониме: “увы дерзкому злословию того, кто верит по-сарацински и думает по-иудейски,….ибо он не христианин, а убийца, он, по ночам служа демонам, убивал детей”. Стоит провести параллель между обвинениями евреев в совершении ритуальных убийств и этим отрывком. Скорее всего, подобный мотив неслучаен; как отмечает А. А. Панченко, “темы каннибализма и инфантицида используются массовым сознанием для характеристики “чужого” социального порядка, при этом последний зачастую описывается как набор инвертированных нормативов и табу, характерных для “своей” культуры”.

Итак, все основные обвинения, выдвигаемые в адрес иконоборцев, встречаются и в антииудейских сочинениях. Подавляющее место как в антииудейских сочинениях, так и в произведениях иконопочитателей, занимают вопросы почитания рукотворных изображений и отношения к Иисусу Христу. Именно эти два вопроса становились основным пунктом расхождения в иудейско-христианской полемике. Вместе с вопросом, кто является “истинным Израилем” - народ Израиля или христиане, они составляют главные темы иудео-христианской полемики в ее начале, т.е. в эпоху раннего христианства, и особенно в период ее расцвета – в Средние века. Но вот в полемике с иконопочитателями вопрос об “Истинном Израиле” даже не поднимается. Возможно, именно потому, что, бросая в адрес своих противников все вышеперечисленные обвинения, иконопочитатели и показывают то, что они есть "Истинный Израиль", в то время как “думающие по-иудейски” сторонники иконоборчества – всего лишь "Ветхий Израиль", который слеп и глубоко заблуждается.

Для того, чтобы проверить, есть ли основания видеть в рассматриваемых текстах противопоставление иконопочитателей как истинного Израиля иконоборцам как Ветхому Израилю, необходимо сравнить, как уже было сказано выше, рассматриваемые полемические тексты на уровне лексики.

Прежде всего, следует отметить, что в византийской литературе использовались три слова для обозначения еврея: ioudaios (иудей), ‘ebraios (еврей) и Israēlitēs (израильтянин). Эти слова чрезвычайно трудно разделить по значению – на выбор того или иного слова влияет не его семантика, а какие-то другие факторы – поэтому в данном случае не будет иметь значения, какое из трех слов выбирает тот или иной автор.
Поскольку мы имеем дело с полемикой, следует внимательно рассмотреть не только то, в чем обвиняли авторы своих оппонентов, но и как они это делали.

Все эпитеты и сравнения, использующиеся иконопочитателями, делятся на две большие группы: эпитеты с пейоративным оттенком, как правило, образованные при помощи метода “от противного” сравнения-цитаты.

Рассмотрим первую группу. Для начала следует привести цитаты, в которых встречаются хотя бы самые частотные из употребляющихся эпитетов.

- …в этом году (725 г.) безбожный император Лев начал заводить речь об уничтожении святых и почитаемых икон.(Феофан Исповедник) Textus byzantinos, p. 1.
- (О Льве III) переняв эту горькую и беззаконную веру, император Лев стал для нас причиной многих зол. (Феофан Исповедник)
- Феофан, описывая Константина V, называет его богомерзким и трижды несчастным, а его реформу – наследницей прелюбодеяния и блуда и прочих беззаконий.
- (также о Льве III) ... “отец хитрости и изобретатель зла, …он первым стал нападать на разумное почитание святых икон…Когда он ушел из жизни, вместо него стало править его грязное порождение, я имею ввиду Константина”. (Житие Стефана Нового)
- (о КонстантинеV) “стоит рассказать о нечестивых делах его (т.е., Льва III)сына в высшей степени безбожного и жалкого [человека], дела же его были безбожные и ненавистные Богу…" ( Феофан Исповедник)
- (о нем же) “погибшее, обезумевшее, кровожадное и дикое животное”. (Феофан Исповедник)

Уже из этих немногочисленных примеров видно, что основной объем лексики, использующейся иконопочитателями, не отличается разнообразием. Подавляющее большинство эпитетов составляют слова, образованные путем прибавления приставки, имеющей значение “не”, например, слова dyssebēs (безбожный), athemitos (беззаконный), anosiourgoteros (безбожный). Помимо них используются также слова и выражения с пейоративным значением: pollōn kakōn aitios (виновник многих зол), agriōtatos thēr (дикое животное) и т.п.

Иногда полемисты указывали на сходство иконоборцев и иудеев не при помощи подобных эпитетов, а просто называя их словом ioudaiofrōn или ioudaizōn, что означает соответственно “думающий по-иудейски” или “иудействующий”. Например, в житии Никиты Медикийского Константин V описывается следующим образом: “он был видом христианин, а в душе он был иудействующим”. Но даже эти слова имеют дополнительную семантическую нагрузку, уже у Отцов Церкви евреи ставятся в один ряд с язычниками, и слова ioudaiofrōn или ioudaizōn применяются ко всем еретикам и отступникам (употребляя именно это слово, монофизиты обвиняли несториан в иудейских идеях). В данном тексте ioudaizōn имеет такой же оттенок.

Возникает вопрос, откуда иконопочитатели черпали обвинения. Не заимствовали ли они их из тех же антииудейских трактатов? Для этого необходимо проверить, встречаются ли все эти слова в антииудейских трактатах, и если да, то не являются ли цитатами.

После изучения лексики антииудейских трактатов выяснилось, что в некоторых из них действительно встречается весь “набор полемиста”. Вот некоторые примеры:

- видите, что Бог называет иудеев содомитами, неверными, народом глупым, идолопоклонниками, неблагодарными и хитрым племенем (Anastasii Abbatis, p. 1237)
- из-за чего был разрушен храм? Из-за прелюбодеяния и блуда Израиля (Sancti Hippolyti episcopi, p. 792.)
- В сочинении Грегентия христианин постоянно обращается к иудею подобным образом: “о, безумный и неверный иудей”, “о, безрассудный”, “о, несчастный” и т.п. (Gregentii episcopi, p. 689. idem, p.697. idem, p.709.)
- В диалоге Аристона из Пеллы сказано, что Израиль понес достойное наказание “по причине своего безрассудства” (Aristonis Pellaci, p. 1280.)

Но не во всех антииудейских сочинениях мы встретим такую богатую палитру отрицательных эпитетов. В целом ряде трактатов и диалогов разговор ведется в очень уважительной форме, представители обеих сторон беседуют на вышеуказанные темы, не переходя на оскорбления. К таким сочинениям относятся диалог Псевдо-Афанасия из Александрии, Тимофея, и даже большой пассаж, посвященный евреям, из Refutatio omnium haeresium Ипполита Римского. Возможно, у полемистов был какой-то источник подобных эпитетов, и, скорее всего, это были библейские книги. Но не все считали нужным вводить эти цитаты в свои сочинения.

Прежде чем мы попытаемся разобраться в этой проблеме, рассмотрим вторую группу, а именно сравнений-цитат.

- Феофан рассказывает о том, как патриарх Герман не принял запрет иконопочитания, который ему навязывал Лев III, и затем он говорит: “в этих обстоятельствах тиран рассердился на блаженного, как некогда Ирод на Предтечу”. Здесь Феофан отсылает читателей к Евангелию от Марка (Мк 6:21-28).
- В этом же отрывке Феофан называет Льва “новым Искариотом”
- Далее Феофан говорит: “царствующий над христианами невыразимыми преступлениями, как взбешенный Ахав против Израиля, объявлял недействительным авторитет Святой Девы и Богородицы, а также всех святых”. Ахав был восьмым царем израильским, который, поддавшись влиянию своей жены язычницы, сам стал идолопоклонником (см. 3 Цар. 16:30).
- В житии Стефана Нового Лев Армянин именуется “новым Доиком и идумеянином”. Идумеянин Доик был начальником стад Саула, и когда Саул приказал умертвить Авимелеха и всех священников, только Доик согласился взять на себя эту обязанность и умертвил восемьдесят пять (а в греческом варианте триста пять) священников с их семьями (см.1 Цар. 22:18).
- В этом же тексте Лев Армянин именуется neos Baltasar (новый Вальтасар). Именно Вальтасар пил со своими гостями вино из кубков, похищенных из Иерусалимского храма (см. Dan. 5:2).

Это далеко не полный список такого рода примеров. Надо заметить, что и антииудейские сочинения наполнены цитатами. Любая мысль обязательно подтверждается цитатой из писания, причем по большей части, из книг Пророков. Как известно, пророки противопоставляли себя погрязшему в грехе Израилю, пытаясь уговорить иудеев покаяться в своих грехах и избежать гнева Божьего. То есть, книги пророков – это слова чистого Израиля, обращенные к греховному, падшему Израилю. Таким образом, христианские полемисты, называя себя “Истинным Израилем”, обращались к иудеям, используя для этого именно цитаты из пророков. И иконопочитатели, обвиняя иконоборцев, сознательно или неосознанно также использовали лексику из книг пророков. В подтверждение приведем несколько примеров.

- …видел я прелюбодейство твое и неистовые похотения твои, твои непотребства и твои мерзости на холмах в поле. Горе тебе, Иерусалим! И ты после сего не очистишься! Доколе же?
- …нечестивые не пребудут пред очами твоими: ты ненавидишь всех, делающих беззаконие. Ты погубишь говорящих ложь: кровожадного и коварного гнушается Господь.
- никто не возвышает голоса за правду, и никто не вступается за истину; надеются на пустое и говорят ложь, зачинают ложь и рождают злодейство
- вероломно поступает Иуда и мерзость совершается в Израиле и в Иерусалиме: ибо унизил Иуда святыню Господню, которую любил, и женился на дочери другого бога.

Итак, лексический инвентарь полемиста невелик, будь то христианин в ситуации спора с иудеем или иконопочитатель в случае полемики с иконоборцем. Авторы охотно использовали цитаты из Писания, поскольку, с одной стороны, средневековая традиция требовала ссылаться на авторитеты, главнейшим из которых была Библия, а во-вторых, эти тексты были узнаваемы читателями, поскольку часто читались в церкви.

Текст антииудейской полемики строился специальным образом так, чтобы всевозможными способами показать, что иконоборцы не просто похожи на евреев, а что они на самом деле евреи. Здесь уместно было бы привести один пример из “Хронографии” Феофана. G.L. Huxley в своей статье рассматривает два отрывка из “Хронографии” в которых Феофан называет Льва не как обычно dussebēs (нечестивый), а, напротив, eusebēs (благочестивый). Про это место G.L. Huxley подробно пишет и говорит, что, вероятно, Феофан использовал в этом месте какой-то источник, поддерживающий иконоборцев, и просто “не подогнал все эпитеты к своей собственной позиции”. Вероятно, следует полагать, что мы имеем дело по сути с политическим противостоянием, которое выражается не только в каких-то действиях, но и в текстах, причем не только на уровне того, в чем обвиняют, но и того, как обвиняют. Как подробно пишет Д.Е. Афиногенов, большинство сохранившихся текстов – “политический заказ”. Почти все свидетельства о первом периоде иконоклазма написаны гораздо позже и намеренно выстроены так, как было удобно победившей партии иконопочитателей. Поэтому и полемика строится не как-нибудь, а продуманно: за образец берется корпус антииудейских полемических сочинений, единственный пример полемики, сохранившийся еще с античных времен (кстати, в античных текстах отрицательное отношение к иудеям появляется в текстах ровно тогда, когда появились политические разногласия с Иудеей). Вероятно, следует признать, что именно в период иконоклазма эти приемы стали широко использоваться не только в узко-теологических сочинениях, как было раньше, но еще и в конъюнктурных политических целях, и таким образом, этот стиль спора окончательно вышел за пределы чистого религиозного диспута. Еврей становится “универсальным” Чужим, и обвинять в склонности к иудаизму теперь можно любого противника. Именно так можно объяснить, например, некоторые “странности”, которые встречаются в более поздних полемиках, например, в полемике с латинянами, которая также была уже не чисто религиозной. Так, Лев Охридский инкриминировал латинянам соблюдение субботы, и для того времени это было вполне естественно, если принять во внимание истоки политической полемики того времени.

В данной работе была совершена попытка рассмотреть возможные истоки образа иконоборца и в свете этого обосновать необходимость дальнейшей критики источников. Вероятно, следует полагать, что суть обвинений в адрес иконоборцев была заимствованы из антииудейских диалогов, а вот лексический запас для той и другой полемики черпался из библейских книг, что позволяло не только явно обличить противников в отпадении от истинной веры, но также утверждать, что их ждет та же участь, что и Израиль, который отпал от Бога.

Образ иконоборца совпадает с образом еврея не только в том, что и те, и другие не почитают икон. Образ иконоборца до мелочей списан с образа еврея вплоть до обвинения в ритуальном убийстве и особенностей характера. Средневековое сознание не могло заимствовать лишь некоторые черты одного персонажа, кем, безусловно, в данном случае являются и иконоборцы, и евреи, оно заимствовало все черты, присущие данному амплуа. Причем и еврей, и иконоборец для полемистов суть просто воплощение Чужого, который является полной противоположностью автору. В этих обстоятельствах следует более критично относиться к историчности изображения иконоборцев в рассмотренном выше корпусе текстов и признать, что многие описания личностей и поступков иконоборцев, которые охотно приводили в своих сочинениях сторонники иконопочитания, могли не соответствовать действительности именно вследствие особенностей средневековой риторики.

Использованная литература:
Anastasii Abbatis adversus Iudaeos disputatio, PG LXXXIX
Aristonis Pellaci fragmenta (ex disputatio Jasonis et Papisci), PG V
Gregentii episcopi Tapharensis. Disputatio cum Herbano Iudaeo, PG LXXXVI
Hyppolitus Romaios. Refutatio omnium haeresium, ed. Marcovich, Berlin- N.Y., 1986
Sancti Hippolyti episcopi et martyris Demonstratio adversus Iudaeos, PG X
Sancti patris nostri Athanasii, archiepiscopi Alexandriae… de multis et necessariis quesionibus in Divina Scriptura controversies…, PG XXVIII
Textus byzantinos ad iconomachiam pertinentes in usum academicum, ed. H. Hennephof, Leiden 1969
Thimotei presbuteri dialogos, PG XCVII
A. Kuzler. Disputationes Graecae contra Iudaeos. Stuttgard und Leipzig, 1999
G. Dagron. Judaiser// Travaux et Memoires, №11, 1991
G.L. Huxley. Hagiography and the first Byzantine Iconoclasm//Proceedings of the Royal Irish Academy, vol 80, c. 9, Dublin, 1980
Iconoclasm, ed.A. Bryer, J. Herrin, Birmingham, 1977
Д.Е. Афиногенов. Константинопольский патриархат и иконоборческий кризис в Византии (784-847), М., 1997
А.В. Бармин. Греко-латинская полемика XI-XII вв. //Византийские очерки. М., 1996.
А.П. Каждан. История византийской литературы (650-850 гг.), С-Пб, 2002.
А.А. Панченко. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М. 2002.
М.Я. Сюзюмов. Проблемы иконоборчества в Византии. Свердловск, 1948.
Ф.И. Успенский. История византийской империи 6-9 вв. М., 1996