|
|
"Потому что Я Г-сподь, Б-г ваш, освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят" (Левит 11:44) "Ибо все народы пойдут – каждый во имя божества своего, а мы пойдем во имя Г-спода Б-га нашего во веки веков." (Миха 4:5) |
  Шалом! Данный форум устроен по типу бейт-мидраш. Эта модель призвана помочь тем, кто желает изучать Тору и еврейскую мудрость, а учеников отличает стремление пополнить свои знания и найти им достойное применение. Люди данной категории не озабочены собственной репутацией или мнением большинства; их цель – сблизиться со Всевышним путем исполнения Его заповедей. Посещение «Бейт-Мидраш» не должно рассматриваться как место, где один человек обнажает духовную несостоятельность другого и претендует на исключительность собственного мнения. Суть общения и обучения – укрепление в праведности, исправление своего характера и, тем самым, участие в исправлении всего Мира (тикун олям).
У нас приветствуются ноахиты (бней-Ноах); геры (прозелиты), принявшие официальный или неофициальный гиюр, или находящиеся на пути к этому; выходцы из христианства или иных религий и культов; караимы; иудействующие, а также все Б-гобоязненные, неравнодушные к Б-гу Авраама, Исаака и Иакова, к Торе и Иудейскому образу жизни. Добро пожаловать! |
|
Что скрывается за христианским термином "покаяние"?
| |
| Галилеянка | Отправлено в: Пятница, 20 Октября 2017, 16:13 | Сообщение № 1 |
Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Деян. 2:38 "Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа";
3:19 "Итак покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши";
17:30 "Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться"
Греческое слово "метанойя", используемое в НЗ, переводится как: "передумывать", "каяться", "менять мнение", "вразумляться", "покаяться", "раскаиваться". Дословно оно означает: "перемена ума".
Романенко Ю.М., с кафедры философской антропологии, возводит этот термин к учению Аристотеля. Текст сложный, но, в принципе, общий смысл, думаю, будет ясен каждому.
Проще говоря, термин "покаяние", в особенности в его общепринятой, а точнее христианской коннотации, отсутствует в Торе.
Что же означает знаменитый христианский призыв: "Покайтесь!"?..
Покаяние - это богословский термин, в христианстве означающий осознание грешником своих грехов перед Богом. Это «первый шаг к Богу, к духовному возрождению и спасению».
В связи с этим возникают логичные вопросы:
1. Перед каким богом "кается" человек?
2. Какие именно грехи он осознает? Кается ли христианин за неправильные поступки или за "неправильную веру"?
3. Является ли следствием такого покаяния прекращение грешить?
1. Очевидно, что христианин кается перед Иисусом, меняя "неверие в него" на "веру в него". Это действо не имеет отношения к Творцу ЙХВХ и Его Торе.
2. Христианин кается в "грехе неверия в Иисуса" в первую очередь. Об остальных грехах он просто не имеет представления. Откуда ему знать, чего требует Творец от человека, если его не научили Заповедям Торы? К примеру, он не кается за нарушение Заповедей, связанных с пищей, ведь им не учат в церкви. Мало того, он даже не способен покаяться в нарушении ключевых 10 Заповедей, поскольку их подлинный смысл выходит далеко за рамки церковных представлений (а четвертая Заповедь вообще игнорируется христианской религией). Это действо не имеет отношения к Творцу ЙХВХ и Его Торе.
3. Христианин не перестает нарушать Заповеди даже после своего "покаяния", поскольку считает, что будет "спасен по благодати", независимо от своих дел. Это действо не имеет отношения к Творцу ЙХВХ и Его Торе.
Есть интересная рецензия на книгу David A. Lambert. How Repentance Became Biblical: Judaism, Christianity, and the Interpretation of Scripture (Как покаяние проникло в Библию: иудаизм, христианство и толкование Писания) Oxford University Press, 2015: "В песне «The Future», написанной Леонардом Коэном в 1992 году, пророческий голос, принадлежащий «маленькому еврею, написавшему Библию», предсказывает надвигающееся несчастье: «Я видел будущее, брат, — это убийство». В припеве тот же герой раз за разом поет следующее: «Когда они сказали: покайтесь, покайтесь, я не знаю, что они имели в виду». Но как же «маленький еврей, написавший Библию», может не понимать этого? Разве Библия не наполнена призывами к покаянию? В своей новой книге «Как покаяние проникло в Библию: иудаизм, христианство и толкование Писания» Дэвид Ламберт утверждает, что концепт покаяния, как мы его понимаем сегодня, на самом деле отсутствует в Торе. Возникает он только в эпоху Второго Храма, в более широком контексте эллинистической философии. И с этого момента покаяние стали ретроспективно «вчитывать» в библейские тексты, глядя на них сквозь «покаянные очки», столь привычные для постбиблейского читателя. Ламберт ставит своей целью лишить концепт покаяния «библейского гражданства» и в то же время выяснить, что библейские авторы на самом деле имеют в виду, говоря «покайтесь, покайтесь».
Покаяние, как его определяет Ламберт, это психическое действие, которое в определенные моменты происходит «внутри» человеческого «я» и зачастую сопровождается сожалением. То есть человек может успешно воздействовать на самого себя: смотреть на свое прошлое с высоты настоящего, чувствовать раскаяние и решить измениться. Покаяние — обязательный элемент праведной жизни, попытка самоанализа с целью выявить нежелательное поведение и отказаться от него. Но разве это не то, к чему призывают библейские тексты? Не совсем то, утверждает Ламберт. Он начинает с обзора трех практик, которые часто упоминаются в Еврейской Библии и, как правило, считаются (ошибочно) проявлениями покаяния: это пост, молитва и признание греха. Ламберт полагает, что отказ от еды отнюдь не является покаянным поступком в Библии — это просто физическое проявление горя. Как и современные голодные забастовки, библейские посты призваны привлечь к себе внимание — они вынуждают Б‑га заметить ситуацию и вмешаться. «Не ела», например, Анна (Шмуэль I, 1:7), чье чрево «заключил Г‑сподь». Ее пост, как и ее слезы, воплощает ее горе. Отказ от пищи также говорит о ее самоисключении из общества; он же придает особую силу ее молитвам. В молитве мы сегодня зачастую видим разновидность рефлексии, которая с большой вероятностью сопровождается раскаянием. Ламберт, однако, показывает, что первой реакцией на страдание в Библии было обращение к Б‑жеству. Нам может быть не очень понятно, почему Б‑г, если Он действительно всеведущ, нуждается в призыве к действию, но так или иначе во множестве мест в Библии Б‑жество нужно уведомить о происходящей несправедливости и напомнить о Его прежних обещаниях. Библейская молитва — это, прежде всего, акт коммуникации, который призван передать огорчение и побудить Б‑жество к вмешательству в ситуацию, причем признание собственных грехов и раскаяние отнюдь не являются обязательным элементом этой коммуникации. Один из самых показательных примеров, приводимых Ламбертом в этом отношении, — это молитва Йоны: хотя очевидно, что Йона сам виноват, в его обращении к Б‑гу не упоминается ни грех, ни раскаяние."
Не следует понимать это так, что в Библии вообще нет признания грехов. Но согласно Ламберту, подобные признания суть не выражения раскаяния, а, скорее, способ признать чью‑то власть. Признания, как правило, происходят в диалоге, а не во внутреннем монологе: человек исповедуется в своих грехах кому‑то другому. Тем самым этот исповедующийся отдает себя во власть потерпевшей стороны. К примеру, если мы внимательно перечитаем историю Йосефа, то увидим, что он не убеждает своих братьев раскаяться в их поступке; скорее, он принуждает их признать его власть. Признавая, что «несомненно мы виновны по причине брата нашего» (Быт., 42:21), братья не выражают раскаяния. Точнее сказать, они сдаются на милость Йосефа, что в следующей главе они и высказывают прямым текстом: «Вот, мы рабы тебе» (Быт., 50:18). Пост, молитва и признание грехов, по мысли Ламберта, предполагают — и создают — дисбаланс силы. Эти практики не являются проявлениями покаяния в современном понимании. Это не психические, внутренние действия, это элементы коммуникации. Они не должны сопровождаться определенным эмоциональным состоянием. И наконец, они совсем не свидетельствуют о человеческой способности к действию и к изменению, напротив, они лишь признают власть другого человека или Б‑жества, которому они адресованы.
Понятие «возвращения [шув] к Б‑гу» тоже считается обозначением покаяния. И действительно, еврейское слово, обозначающее покаяние, которое появляется уже в мишнаитской литературе, — это тшува, оно образовано от глагола «шув», который часто встречается в Библии. Ламберт утверждает, что библейский глагол «шув» описывает резкое изменение направления, но необязательно в сторону точки отправления (как в случае с «возвращением»); необязательно также подразумевается достижение этой точки, и, наконец, совсем редко имеется в виду внутреннее намерение. Поэтому пресловутое «возвращение к Б‑гу» нельзя понимать как чисто внутреннее решение вернуться к предыдущему состоянию. В ранних пророках шув часто появляется в призывах к Б‑жеству в качестве признания зависимости человека от Б‑жественной власти. В поздних пророках шув относится к восстановлению отношений; также это слово может указывать на прекращение греха. В самых поздних библейских текстах, например у пророка Нехемьи, шув иногда обозначает «возвращение к Г‑споднему учению». Это значение ближе к концепту покаяния, но и здесь имеется в виду реальный, физический поступок, а не внутреннее намерение.
Ламберт предостерегает от анахронистичного прочтения пророческих воззваний к народу Израиля как призывов к внутреннему преобразованию. По его мнению, эти воззвания не имели ничего общего с духовным наставлением. Пророков, полагает он, совершенно неверно понимают, считая их моралистами, призывающими к покаянию, в то время как на самом деле они были, скорее, агентами политической или Б‑жественной власти или их обеих. Им важнее объяснить действия Б‑га, а не добиться духовных изменений у публики. О наказании пророки говорят не ради морального воспитания, а утверждая асимметрию в могуществе между нарушителем закона и правителем — человеческим или Б‑жественным. В текстах, созданных после Вавилонского плена, действительно, отказ от греха — способ избежать грядущего бедствия, но и здесь это не совсем так, как нам привычно. К примеру, у Йехезкеля пророк призывает народ: «Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам, дом Израилев?» (Йех., 33:11). Из стиха явствует, что Б‑г хочет спасти Свой народ. Ламберт полагает целью этого стиха показать, что народ — а не Б‑жество — несет ответственность за падение Иерусалима и изгнание: «А сыны твоего народа говорят "не прав путь Г‑спода”, тогда как это их путь неправ!" (Йех., 33:17). Следовательно, подобные пассажи, скорее, призваны убедить публику в Б‑жественной справедливости, а не призвать ее к внутреннему преображению.
Согласно Ламберту, отсутствие концепта покаяния в Библии объясняется тем, что библейское представление о человеческой личности в корне отличалось от нашего. Мы полагаем, что у нас есть внутренняя жизнь, которая может выражаться во внешних поступках. В рамках этой концепции человеческого «я» пост, к примеру, может служить выражением чувства вины и демонстрировать стремление исправиться. В библейских же текстах совсем не так — поступки не отражают внутреннее состояние души. Так, пост — это просто стратегия, избираемая человеком, дабы усилить его обращение к существу, обладающему властью над его жизнью. Поскольку мы сегодня полагаем, что люди могут самосовершенствоваться благодаря рефлексии, то и в Писании мы пытаемся найти инструменты для самовоспитания, но, по мнению Ламберта, большинство библейских текстов описывают, скорее, не человеческое самосовершенствование, а Б‑жественную способность менять людей. Это, конечно, интересная мысль, дающая почву для дальнейших размышлений, но удается ли Ламберту показать, что библейская личность полностью лишена внутренней жизни? Или же дело в том, что библейская личность более цельная, она не страдает от знакомого нам раскола на «внутреннее “я”» и «внешнее “я”»? Ламберт убедительно показывает, что библейская личность не может дистанцироваться от себя, как это делает в минуты рефлексии эллинистическая личность или личность Нового времени. И все же из этого не следует, что библейская личность не способна меняться. Необходимы дальнейшие исследования, которые, несомненно, отталкиваясь от этого труда Ламберта, помогут нам лучше понять библейскую концепцию личности и ее возможностей.
Переходя к литературе Второго Храма, Ламберт утверждает, что два движения, которые иногда связывают с покаянием, — сектанты Мертвого моря и последователи Иисуса — не заслуживают этого определения. В частности, преображение человечества, о котором часто говорят тексты этих движений, необязательно подразумевает, что люди изменят себя сами. Так, Книга Юбилеев, пересказ Бытия, приписываемый сектантам Мертвого моря, предсказывают новое сотворение человечества в конце времен. Б‑г, как и после Потопа (который здесь понимается как прототип эсхатологического будущего) воссоздаст человека, «дабы он не грешил всей природой своею» (Книга Юбилеев, 5:12). Очевидно, что этот процесс не включает решение самого человека — только Б‑жественную инициативу. Аналогичным образом, устав кумранской общины детально описывает ритуалы инициации и очищения. Некоторые ученые полагают, что эти ритуалы призваны символизировать внутренние преобразования, которые переживают члены общины, но Ламберт сомневается в этом. Он утверждает, что обряд очищения на самом деле символизирует эсхатологическое воссоздание человека Б‑жеством. В описании ритуального омовения, к примеру, не упоминается никакое подобное намерение самого члена общины. Действует, скорее, не человек, а воды, которым Б‑жество делегировало власть: они «искупают его грехи» (1QS 3, 6–7) и «очищают его плоть» (3:8). Так что в уставе кумранской общины мы находим не побуждение к внутреннему самосовершенствованию, а подготовку всей общины к эсхатологическим временам.
Сходные наблюдения Ламберт делает относительно новозаветных текстов. Например, считается, что Иоанн Креститель проповедовал покаяние (метанойя), понимая под ним внутренние изменения в человеке; однако, по крайней мере в изложении евангелий от Матфея и Марка, его проповедь, скорее, провозглашает наступление эсхатологической эры, того будущего, которое предсказывали пророки. Метанойя же оказывается последствием крещения, а не условием его. В этих двух евангелиях призывы к покаянию редко возникают в воззваниях Иисуса. Исправление грешников происходит благодаря Иисусу, а не усилиями самих грешников. Эти тексты предсказывают всемирные — даже космические — перемены. Аналогичным образом и апостол Павел часто объявляет о новом сотворении человечества; субъект этого творения — Христос. Как бы нам, современным читателям, ни было трудно это понять, избавление в этих текстах представлено как событие, которое должно случиться с людьми — люди в нем играют пассивную роль, они должны его принять, а не сотворить. И все же именно в эту эпоху, согласно Ламберту, начинает формироваться знакомое нам понятие покаяния. Зарождающееся понятие выражается теми же словами, которые мы уже встречали: греческое метанойя, латинское paenitentia и еврейское тшува, — но все они приобретают новое значение духовного упражнения, или, используя терминологию Мишеля Фуко, «технологии себя». Все они основываются на эллинистической концепции личности, способной к самоанализу и самосовершенствованию. В частности, метанойя начинает обозначать болезненную рефлексию, в ходе которой грешник раскаивается в своем прошлом. Если стоики относятся к метанойе пренебрежительно, не считая ее достойным переживанием для мудреца, платоники, в частности Плутарх, ценят метанойю как способ самосовершенствования. Еврейский философ Филон Александрийский иногда характеризует метанойю как добродетельное действие, которое подобает не только мудрецу. Филон использует эллинистический мотив «обращения в философию», чтобы описать обращение из греха в праведность и из язычества в иудаизм.
То же понятие появляется в апокрифических повестях и в литературе мудрости. Так, мотив раскаяния занимает центральное место в «Иосифе и Аснат», еврейской повести, написанной на греческом, в I веке н. э., вероятно, в Египте. Именно через покаяние Аснат, дочь египетского жреца, меняет себя и становится подобающей невестой для Иосифа, сына Иакова. Покаяние здесь воплощено в фигуре Б‑жественного, спустившегося с неба мужа, заступника за Аснат и всех кающихся (15:7). Век или два спустя в «Заветах двенадцати патриархов» сыновья Иакова предстают моральным эталоном. Покаяние здесь коренится в рефлексии. Как говорится в Завете Реувена, покаяние — это выбор души (1:9). Использование образов патриархов укореняет мотив покаяния в Библии и тем самым легитимирует новую практику. Здесь, как и в других случаях, покаяние буквально вчитывается в текст Писания. Раввинистический иудаизм превращает покаяние, или тшуву, в психическую практику, лежащую в основе праведной жизни. Эта практика ассоциируется с Днем Искупления, Йом Кипуром, а также, как указывается в одном пассаже из тосефты, с жертвоприношением. Увязывая тшуву с этими ритуальными практиками, мудрецы, по мнению Ламберта, актуализировали библейские предписания совершать те или иные действия, сочетая их с растущим вниманием к внутренним, психическим процессам, к намерению или раскаянию. Мидраш из «Псикта де рав Каана» показывает, что было ощущение, будто назревает что‑то новое. В этом мидраше три части библейского канона — Пятикнижие, Пророки и Писания — персонифицированы в фигурах Мудрости, Пророчества и Торы. Их всех спрашивают о судьбе грешников, и они называют, соответственно, беду, смерть и искупление через жертвоприношение. Тот же вопрос в конце концов адресуется и Б‑гу, который отвечает: «Грешник должен покаяться и быть прощен» (Псикта де рав Каана 24:7). Таким образом, мидраш хочет сказать, что ни в одной из трех частей Библии нет покаяния — тогда проблема с грехом решалась иначе.
Некоторые раввинистические тексты отражают напряжение между идеалом пожизненного регулярного покаяния (как в случае бааль тшува или кающегося грешника) и практикой одномоментного покаяния перед смертью (к чему призывает, к примеру, «Пиркей Авот»: «Покайся за день до своей смерти» (2:10). Это напряжение показывает, что покаяние доступно всему народу Израиля, как праведникам, так и грешникам, что согласуется с инклюзивным этосом раввинистического иудаизма. Такой же концепт покаяния встречается в Евангелии от Луки и в Деяниях апостолов, где Иисус, Петр и Павел изображены как «проповедники покаяния», призывающие новых членов движения принять внутреннее решение оставить свою прошлую жизнь и принять новую идентичность. Таким образом, и в раввинистической литературе, и в некоторых текстах Нового Завета покаяние выступает как инструмент одновременно и автономии личности, и контроля над ней: личность осознает свою идентичность и работает над собой в соответствии с требованиями общины.
Возвращаясь к песне Леонарда Коэна, надо сказать, что покаяние получает свое значение в тех системах власти, где оно функционирует не только как путь к избавлению, но и как механизм контроля над нашими самыми интимными переживаниями. («Мировая буря […] перевернула / порядок души, — писал Коэн. — Твоя частная жизнь внезапно взорвется».) Как показывает Дэвид Ламберт, акт покаяния создает трещину в личности, отделяя эту личность от ее собственного прошлого и создавая ей новую идентичность. Вот только пророки, эти «маленькие евреи», написавшие Библию, имели в виду совсем не то".
Еврейский мудрец Саадия Гаон был первым, кто сформулировал четыре основные составляющие элемента раскаяния — отход от греха, сожаление о содеянном, просьба о прощении и обязательство воздерживаться от греха в будущем. Эта концепция была принята всеми последующими еврейскими мыслителями. Бахья Ибн Пакуда считал, что есть четыре необходимых условия для раскаяния: осознание зла совершенного поступка, осознание грозящего наказания и понимание, что единственное средство избежать его — раскаяние, размышление о благодеяниях Бога и осуждение дурного поступка. Согласно Саадии Гаону, существует градация раскаяния: высшая степень — покаяние сразу же по совершении греха, пока грешник еще помнит все подробности своего поступка; более низкая степень — когда оно следует за угрозой наказания; самая низкая степень — раскаяние перед смертью.
Маймонид впервые в еврейской мысли включил раскаяния в сферу нормативной Галахи и выделил четыре ступени тшувы ("возвращения"):
1. Признать, что поступок был совершен неправильно. Это тшува, проведенная через сознание.
2. Почувствовать неправильность своего поступка, продумать и прочувствовать, какие далеко идущие последствия он мог повлечь за собой. Нужно, чтобы воспоминание о грехе стало отвратительно человеку. Надо исследовать свои действия, чтобы понять причины плохого поступка и сделать возможным его предотвращение в будущем. Это тшува, прошедшая через сердце, через чувства.
3. Следует исправить все, что можно исправить, возместить весь причиненный кому-либо ущерб. Следует признать неправильность своего поступка перед всеми, кто от него пострадал. Это тшува, прошедшая через действие.
4. Никогда больше так не поступать. Только при выполнении этого условия возможна полная тшува.
Таким образом, тшува считается законченной, только когда она осуществилась на всех уровнях: интеллектуальном, эмоциональном, волевом и в сфере действия. Полное раскаяние (тшува гмура) достигается тогда, когда человек, попав в условия, позволяющие повторить прежний проступок, способен воздержаться от него.
Согласно иудаизму, есть два уровня "покаяния": из страха, благодаря чему грехи прощаются; и из любви, переворачивающей грехи в заслуги.
Вся суть процесса покаяния сводится, в первую очередь, к перемене поступков, а не веры (в Б-га или в определённые догматы). В иудаизме праведные дела неотделимы от веры. Иудаизм - это прежде всего образ жизни, основанный на Синайском Откровении, а не просто вера в определенного Б-га, и покаяние в неверии в Него.
Я уже не раз цитировала П.Полонского: "Иудаизм утверждает, что для Всевышнего поступки людей важнее, чем их вера. Талмуд, основываясь на словах пророка Иеремии (16:11), подчеркивает: В крайнем случае пусть лучше евреи оставят [Меня], но будут верны Моим законам. Именно дела, а не вера сама по себе, являются в конце концов главным критерием, по которому оценивается человек; эта мысль проходит в иудаизме через века и пространства, захватывая все религиозные направления - от самых реформистских до самых ортодоксальных."
Еврейские пророки призывали народ вернуться к исполнению Торы. Израиль знал, что от них требует Творец, и он был способен фактически осознать и проанализировать свое несоответствие этим требованиям. Т.е., он мог реально раскаяться за это несоответствие, и попытаться вернуться к тому образу жизни, который соответствует требованию Б-га.
Христианский же призыв "Покайтесь!", в особенности обращенный к язычникам - не имеет никакого отношения к подлинному покаянию, т.е. возвращению. Язычников никто не научил Заповедям, так как же можно призывать их вернуться туда, где они никогда не были? Как они могут раскаяться в своих неправедных делах, если не имеют представления о том, какие их поступки соответствуют Б-жьим требованиям, а какие - нарушают Его Волю?! Подлинно раскаяться может только тот, кто будет точно знать, что правильно, а что нет с точки зрения Б-га, а не церковных представлений, и только в том случае, если он со всей искренностью осознает свое несоответствие этим стандартам и приложит все усилия для собственного исправления.
К великому сожалению, христиан не обучают выстраивать свою жизнь в соответствии с Заповедями Торы. Их просят покаяться в "главном грехе" - неверии в Иисуса. Но что поделать, ведь такого "греха" в природе не существует, в то время как подлинные их прегрешения, нарушающие прямую Волю Б-га, записанную в Торе, остаются без покаяния.
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
| |
| |
| Галилеянка | Отправлено в: Пятница, 20 Октября 2017, 21:41 | Сообщение № 2 |
|
Администратор
Сообщений: 5588 C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| Христиане учат о покаянии:
A. Это признание своей вины перед Богом.
B. Это просьба о прощении.
C. Это решение начать жить в соответствии с Божьими требованиями.
А где ответы на вопросы -
1. В чем именно заключается вина человека перед Б-гом?
2. За что конкретно необходимо просить прощения у Б-га?
3. В чем именно заключаются Б-жьи требования?
…законом познается грех... (Рим.3:20) - Законом (Торой) познается не только грех, но и праведность. Нарушающий Тору являет собой образ грешника, а исполняющий - образ праведника. Да, если бы не было Торы, человек бы не знал, что - грешно... но он бы не знал и что - истинно и праведно!
Хотя христиане и пишут, что "нельзя просто поплакать перед Богом, и не решить изменить свою жизнь, это не настоящее покаяние", но они нигде не учат о том, чего конкретно требует Творец от человека. Текст переполнен лишь сугубо теоретическими и размытыми фразами о покаянии и отвращении от греха, о нравственном ориентире "Слове Божьем". Но нигде точно не указано, что именно подразумевается под этими понятиями. Отвращаться от каких именно грехов призывают христиан? Что это за "Слово Божье"? - Эфемерные "заповеди Христа"? Огласите весь список, пжалста!..
Такой подход церкви формирует у адептов стойкое чувство вины, которое, само по себе, амбивалентно. Одно дело, когда человек, зная Заповеди Торы, осознает, что нарушая их, он разрушает мир и огорчает Всевышнего, и поэтому всеми силами старается исправить свое поведение. Такое чувство вины - конструктивно. Совсем другое дело, когда человеку внушают, что он законченный грешник без возможности исправления, а его "спасение" зависит лишь от воли божества. Такое чувство вины - деструктивно. Непрестанные обвинения в немыслимых грехах, от которых никак невозможно избавиться кроме как обратившись к Иисусу, вырабатывают у личности комплекс собственной неполноценности и заниженную самооценку. Церковь не учит свою паству тому, как жить праведно, исполняя Заповеди Б-га, т.е. она не дает им абсолютно никаких инструментов для того, чтобы исправить ситуацию. Она делает упор лишь на одной стороне медали, совсем не обращая внимания на обратную. Христианам остается лишь непрестанно каяться (порой не до конца осознавая, в чем именно заключается их вина), и грешить, каяться, и грешить, вместо того, чтобы, исполняя конкретные Заповеди Торы, постепенно исправлять качества своего характера, а также исправлять весь мир. Мудрецы учат, что "самая страшная мука — чувство вины, от которого не может избавиться грешник". Следовательно, конструктивное чувство вины должно способствовать тому, чтобы человек стремился к праведности и достигал успехов в исполнении Торы.
Леви И. пишет: "Раскаяние ведет к существенному изменению норм поведения человека, сосредоточивает его внимание на будущем. Оно позволяет ему освободиться от уз, связывающих его с прошлым, и постепенно уничтожает нездоровое чувство вины, которое создает отрицательное представление о себе самом. Тот, кто считает себя нечестивым из-за прошлых деяний, часто не верит в возможность улучшения своего поведения и в результате остается пленником собственного греховного прошлого. Эта мысль сформулирована мудрецами в трактате Авот: "Не считай сам себя грешником: ибо когда человек отчаивается исправить себя, и если ему предоставляется возможность согрешить, он позволит себе это сделать"".
Рабанит Мирьям Леви учит: "... Интересно, что нигде в Торе мы не находим требования быть совершенными. Наоборот, наши мудрецы учили нас противоположному: «Не обязан ты закончить работу, но не можешь ее и бросить». От нас требуется приложить все возможные усилия, чтобы исполнить свои обязанности, но преуспеть в этом от нас не требуется. Когда мы осуждаем своих детей за их несовершенство, мы требуем от них совершенства, и это вызывает наш гнев. И когда мы осуждаем себя за то, что мы несовершенны как родители, мы также настаиваем на том, что должны быть безупречны, и это порождает у нас чувство вины. Таким образом, чувство вины — это тот же гнев, но направленный внутрь, на самих себя. Мы поражены излишним раскаянием и болью из-за наших ошибок. ... В нашей жизни есть место сожалению и раскаянию. Это здоровые, конструктивные чувства, но лишь в том случае, если 1) они являются реакцией на действительно плохой поступок и 2) если эти переживания приводят к тому, что плохие поступки больше не повторяются. Это определяет тшуву, механизм Торы для исправления поведения.
... Когда мы сознаем, что у нас есть плохие качества, мы должны делать тшуву. Но это не означает бесконечных сожалений и резких нападок на себя. Мишна учит: «Не считай себя грешником». Правильная тшува вызывает здоровое и благотворное чувство вины, но в ней нет места для болезненных переживаний и неконструктивных чувств. Самоосуждение вызывает вера, что за плохой поступок мы должны расплатиться, пострадать. Но в страданиях, которым подвергает себя человек, нет никакой пользы. Наоборот, клевета на себя часто является основным фактором, который побуждает человека повторять то, что он бы хотел изменить. Рамбам, комментируя вышеприведенную мишну, говорит, что если человек о себе невысокого мнения, он немного от себя и ждет и поэтому вынужден вести себя в соответствии со своими низкими ожиданиями. Кроме того, для тшувы требуется очень высокий уровень энергии. А самообвинения направляют нашу энергию по неконструктивным каналам, что делает изменение еще более трудным. Как указывает рабейну Иона, плохое представление о себе ведет к чувству безнадежности, а это основное препятствие для настоящего раскаяния. Поэтому всякие попытки улучшить наше поведение должны начаться с отказа от умаления своих достоинств, от пренебрежительного отношения к самому себе.
Комплекс неполноценности начинается с того, что мы говорим себе, что наш плохой поступок свидетельствует о том, что мы плохие. Поэтому если мы хотим достичь успеха в своей тшуве, мы должны перестать умалять свои достоинства и считать себя плохими из-за нашего плохого поведения. Мы оцениваем себя, чтобы доказать нашу ценность самим себе и другим. Мы боремся за то, чтобы избежать ошибок, чтобы достичь высокого рейтинга. Если мы воспитываем детей хорошо, мы оцениваем себя высоко. А если плохо — даем себе низкую оценку. Плохое поведение наших детей также способствует нашей низкой самооценке. Мы рассуждаем так: «Если бы я все делал как полагается, то и дети мои вели бы себя совершенно правильно». Поэтому мы осуждаем себя как плохих родителей, если наши дети нехорошо себя ведут. Такое стремление к совершенству, чтобы доказать свою ценность, разрушительно и нецелесообразно. Лучше отказаться от глобальной самооценки и сосредоточиться на конкретных качествах и своем поведении. «Я повела себя плохо», а не «Я плохая мать»; «У меня есть плохая привычка раздражаться и впадать в гнев», а не «Я плохая, потому что я легко раздражаюсь». Мы опять должны разделять действие и того, кто его совершает. Когда мы перестанем считать себя плохими из-за своего неправильного поведения, мы больше не будем переживать это разрушительное чувство вины. Изменить эти неверные установки — главное для того, чтобы избавиться от вредной недооценки самих себя."
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
| |
| |
| ujif | Отправлено в: Пятница, 27 Июля 2018, 08:31 | Сообщение № 3 |
Постоянный участник
Сообщений: 116  C нами с 26 Июля 2018
Откуда: Российская Федерация
Статус: Отсутствует
| Заповеди Торы во всей своей полноте ,никакого отношения к христианам не имеют, потому что даны для исполнения только избранному народу Израиля
т.е. людям которые могут сказать - я беру ответственность за исполнение всех заповедей и я пройду гиюр. Всем прочим народам даны 7 заповедей Ноаха.
У христиан есть совершенно четкие указания ,разработанные их "святыми" как бороться с душевными страстями , например злостью, раздражение, гневом, другое дело что мало кто из христиан это все знает и читает а попы , мало чему учат свое стадо и получается у христианина не исправление жития а постоянный отчет о проделанных грехах . И конечно самая главная беда это идолопоклонство . Но даже не смотря на нарушение заповеди о идолопоклонстве , ни одно доброе дело любого человека не останется без внимания Вс-шнего
|
| |
| |
| |
