Администратор
Сообщений: 5588  C нами с 01 Июня 2006
Откуда: Израиль
Статус: Отсутствует
| На сайте Маханаим есть замечательная книга рава Й.Д.Соловейчика «Человек Галахи». Данное произведение считается одним из основных трудов рава Й.Д. Соловейчика — одного из крупнейших галахистов и еврейских мыслителей 20 века.
Единственное отличие человека Галахи (мое примеч. - исполняющего Тору, человека Дела) от человека веры в том, что они движутся в противоположных направлениях. Человек веры начинает с этого мира и достигает мира эманации, человек Галахи исходит из мира эманации и достигает этого мира. Человек веры, неудовлетворенный, разочарованный, мечущийся, мечтает подняться из материальной долины плача на Гору Господню, освободиться от оков ощутимой реальности и выйти на простор трансцендентных сущностей, чистых и незамутненных.
Напротив, человек Галахи желает свести трансцендентность в «долину смертной тени» нашего мира и превратить ее в страну живых.
Человек веры — это романтик, бунтующий против мира конкретной реальности, стремящийся убежать от него к далеким пленительным мирам, где он сможет своей чистотой и святостью утешиться среди чистоты и святости. Человек Галахи, напротив, твердо стоит на ногах в этом мире. Его задача — очистить этот мир, а не бежать из него. Человек Галахи борется со злом и несчастьями, присущими этой жизни, ведет беспощадную войну с царством зла и воинствами злодеев. Его цель — не убежать в мир иной, который весь благо, а привести этот вечный мир в нашу материальную жизнь.
Взгляд человека веры фиксирован на высших мирах, поэтому он слишком часто забывает нижние миры и усваивает себе двойной моральный стандарт, впадает в лицемерие. Мы видели, что сделали с этим миром многие религии из-за стремления прорвать преграды материи и реальности и убежать к вечности. Опьяненные мечтами о высших возвышенных сущностях, скользивших где-то рядом, они не слышали стенаний «живущих в домах глиняных» (Иов 4:19), вздохов бедных и плача несчастных. Если бы они не были всецело увлечены идеей слияния с бесконечным, проникновения в трансцендентное, они смогли бы сделать что-нибудь для вдов и сирот, избавить слабого из рук притеснителя.
Нет ничего более разрушительного для души и тела, чем отвлечение от этого мира. Сила человека Галахи в том, что он не стремится уйти от этого мира, не бежит в область чистых абстракций. Он жаждет свести Божественное присутствие — Шехину — и святость в этот мир пространства и времени, в наше земное, конечное бытие.
Галаха изменила направление движения религиозного человека. Вместо стремления двигаться снизу вверх, от земли к небесной голубизне, от преддверия и отблеска к великому, Галаха занимается низшим миром.
Человек веры, стремясь к живому Богу, ломает все барьеры материи, его дух, рвущийся к Всевышнему, разбивает оковы материального мира. Человек веры мыслит движение к Богу как скачок с дороги материальности на путь таинства и трансцендентности.
У человека Галахи все совсем иначе! Когда душа его жаждет Бога, он погружается в реальность, всем своим существом уходит в сердцевину физического бытия и молит Бога сойти на гору и обитать в нашей действительности со всеми ее закономерностями и принципами.
Человек веры поднимается к Богу: Бог, однако, спускается к человеку Галахи.
Святость, согласно учению человека Галахи, есть явление высшей трансцендентности в наш реальный мир; «спуск» Бога, не постижимого ничьей мыслью, на гору Синай, сошествие скрытого и недоступного мира в реальность. Святость не мерцает нам, как таинственная звезда на далеких небесах, а пронизывает своим светом всю повседневную жизнь.
Человек достигает святости не слиянием со скрытым, и не мистическим единением с бесконечным, и не в результате какого-то всеобъемлющего, бескрайнего экстатического переживания, но через телесную жизнь с ее животными проявлениями и через воплощение Галахи в данном мире.
Святость создается человеком из плоти и крови.
Как возможно привести бесконечное в конечное? Как может трансцендентный абсолют быть в сердцевине мира, определенного физическими законами и пространственно-временными рамками? Разве не должен человек, душа которого больна любовью к Создателю, освободить себя от оков материи и подняться на гору Бога, гору абстрактной трансцендентности?
Как раз наоборот! Мы хотим привести Славу Божью к нам, в наш нижний мир. Бесконечное «сжимается» в конечном, вечность пребывает в преходящем, Шехина — в пространстве одного локтя.
Иудаизм открыл миру эту тайну сжатия («цимцум»). Когда Господь спустился на гору Синай, Он установил закон на все поколения: Бог спускается к человеку, а не человек поднимается к Богу. В словах: «И пусть сделают Мне святилище, и буду обитать в среде их» (Иехезкель 25:8) открывается тайна, повергающая в трепет: Бог «сжимает» свое обитание в этом мире.
«Сжатие», обсуждаемое в рамках Галахи, — не то сжатие, которое обсуждается в Каббале применительно к Сотворению Мира. Законы Галахи имеют практический, утилитарный характер, поэтому надо различать «сжатие» в галахическом учении и «сжатие» в мистике, где его относят к Сотворению Мира.
Мистическое учение (Каббала) говорит, что Творение произошло в силу Благости Господней, причем Он как бы спустился из абсолюта трансцендентности к реальному существованию и как бы еще до Творения причинил ущерб Своей Славе, которая исключала до этого любую возможность существования других объектов.
Поэтому отношение мистики к бытию пессимистично; и даже воплощение онтологического идеала не является окончательной Целью. Душа мистика жаждет выйти вместе с Богом из тесноты созданного мира и слиться с Богом возвышенным. Так мистики понимают эсхатологическое видение: «В тот день будет Господь один, и имя Его — одно» (Захария 14:9). И об этом молится мистик каждый день.
Человек Галахи, напротив, не протестует против бытия и реальности, он вполне буквально понимает слова Торы: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Бытие 1:31). Нет у него стремления освободиться от мира, он не оплакивает «Шехину в изгнании», что означает, по Каббале, Божественное присутствие, связанное сущим и закованное в бытие. Человек Галахи пребывает в состоянии онтологического оптимизма, он удовлетворен существованием мира. Более того, задача человека Галахи свести Шехину в нижний мир, в долину плача. Таинство сжатия вызывает радость и веселье, а не метафизическую скорбь. Человек — обитатель этого мира, человек обитает в этом мире вместе со своим Творцом, и только углубляя эту совместность обитания с Ним — здесь и сейчас — человек обретает долю в мире грядущем. Сотворение мира не наносит ущерба идее Божественности, напротив, сжатие Шехины в мире материи это выражение Воли Господа.
Ученик и друг р. Хаима из Бриска р. Симха Зелиг рассказывал мне однажды следующую историю. Вместе с р.Хаимом он навестил некоего человека в Вильне. Пока р.Хаим ждал хозяина дома, он перелистывал лежавшие на столе сочинения. Потом он повернулся к р.Симхе Зелигу и сказал очень серьезным тоном: «Обе точки зрения, изложенные здесь, неверны. Мир создан не по Благости Бога и не по Его Милосердию, а по Воле Его». (Как видно, в лежавшей на столе книге обсуждалось, создан ли мир по Благости или по Милосердию Божьему.)
Человека Галахи можно до известной степени уподобить математику, оперирующему бесконечными величинами лишь для того, чтобы получить конечные, выраженные числами величины и изучить их. Галаха, оперируя сжатием Бесконечного, также использует метод квантификации. Она переводит качественное и субъективно-религиозное на язык конкретных, объективных явлений, нормированных и измеримых.
Основополагающее направление Галахи заключается в том, чтобы перевести качественные свойства субъективной религиозной реальности — стремительные волны сознания человека веры, разбивающиеся о берег действительности, — в фиксированные, твердо установленные количественные величины, «подобные вбитым гвоздям» (Экклезиаст 12:11), не подвластные никаким бурям. Высшая Воля отражается как в зеркале реальности, так и в зеркале идеальной Галахи посредством задания размеров и пределов.
Субъективная религиозность неустойчива. Стремления к субъективизации религиозного акта, к отрицанию зримости и осязаемости религиозной жизни, к тому, чтобы привести человека в очищенный, абстрактный мир, где не едят и не пьют, испытывают лишь возвышенные внутренние переживания — все эти устремления обречены на неудачу.
Только религия осязаемой реальной жизни, ощущаемая всеми пятью чувствами, с которой сталкиваешься при каждом движении, захватывает человека. Субъективная религиозность, состоящая из чистых духовных движений и эмоций, не увенчается успехом.
Галаха, данная нам на горе Синай, — есть перевод религии в объективные, определенные и ясные формы, с их четкими законами и ясными принципами. Галаху можно сравнить с физикой; она также превращает субъективно, качественно ощущаемые свет и звук в количественные соотношения, математические функции и объективные силовые поля.
Человек веры в высшей степени субъективен, этим он отличается от человека знания с его душевным равновесием и удивительной бесстрастностью. Человек знания хладнокровно регистрирует явления природы. Он не должен быть заинтересован в каких-то конкретных результатах — иначе его исследование не будет беспристрастным. Не так ведет себя человек веры — он весь горит огнем и трепещет, сталкиваясь с непознанным, неизвестным и скрытым. Он прячет свое лицо, чтобы не всматриваться в ужасающую его тайну. Он бежит от действительности и, в то же время, приближается к ней, испытывая жажду слияния с ней. Человек веры разрываем двумя силами — любовью и страхом. Он страдает от душевных мучений, стремясь найти разгадку тайны, хотя эта разгадка только увеличит, сгустит таинственность; он ищет познания, хотя оно лишь увеличит чудо. В то же время он испытывает наслаждение от своих же мучений, которое приводит к религиозному экстазу. В этих мучениях находит выражение его стремление к трансцендентному. В свете изложенного становится понятной глубокая противоречивость самооценки человека веры. С одной стороны, он ощущает свое ничтожество, «даже комар и червь были созданы раньше меня» (по Берешит Раба 8:1). Он слаб и бессилен, он не смог выполнить миссию, ради которой был сотворен.
С другой стороны, человек веры сознает свою возвышенность, дух его подымается до небес и проникает в глубины. Он — венец творения, уполномоченный Богом властвовать. «И благословил их Бог… Наполняйте землю и овладевайте ею» (Бытие 1:28) — гласит благословение, данное человеку. Человек веры в глубине своего сознания постоянно колеблется между двумя крайностями, разрывается между двумя противоречащими Друг другу стихами. Один стих говорит: «Когда вижу я небеса Твои, дело перстов Твоих, луну и звезды, которые устроил Ты, что человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты вспоминаешь о нем?» (Псалмы 8:4-5); другой же стих гласит: «И Ты умалил его (лишь) немного перед ангелами, славой и великолепием увенчал его. Ты сделал его властелином над творениями рук Твоих, все положил к ногам его» (Псалмы 8:6-7).
Человек веры не может найти еще один стих, который бы примирил это противоречие.
Однако человек Галахи нашел этот третий стих — это Галаха. Хотя он тоже страдает от дуализма и душевного разрыва, он знает, как соединить обрывки нити: через понятие Галахи и Закона.
Человек веры, как объяснялось ранее, постоянно колеблется между двумя крайностями — стремлением полностью аннулировать свое «я» и, наоборот, ощущением собственной возвышенности, близости к трансцендентному. Однако даже тогда, когда он рвется ввысь, в этом нет попытки совершенствовать свою личность, напротив, он жаждет соединиться с бесконечным и исчезнуть в нем. В отличие от человека веры, человек Галахи — выковывает свою реальную личность в этом мире.
Известно высказывание Канта о том, что моральный закон дает человеку силу не терять своего «я» перед лицом грандиозной космической драмы. Априорный закон формирует человека и оставляет на нем неизгладимую печать. Все его существо наполнено достоинством личности, аристократизмом духа. Он не ищет трансцендентных порывов, не ждет, чтобы на него снизошел дух и нашептал ему тайны иного мира.
Он не нуждается в чудесах для изучения Торы, он входит в мир Галахи в твердом рассудке, как человек знания входит в мир физических явлений.
Человек Галахи никого не страшится. Как может бояться человека Создатель миров и партнер Творца всего Мира? А посему он никогда не предаст свою миссию, не осквернит свою святую задачу. Он внимателен к происходящему и открыто встанет на защиту бедного, нищего и сироты. Мой дядя, р. Меир Берлин (Бар-Илан), рассказывал мне, что однажды р. Хаима из Бриска спросили, в чем назначение раввина. Р.Хаим ответил: «В защите одиноких и покинутых, заступничестве за честь бедных и спасение слабого от притеснителя». Не вынос юридических решений и не политическое руководство; воплощение идеала справедливости — вот огненный столп, за которым следует человек Галахи, вот как он понимает задачу учителя и раввина в общине Израиля. Никакие религиозные обряды не помогут, когда основы справедливости попираются ногой гордеца. «Заповедь, выполненная через грех», — в ней нет ни крупицы ценности. «Ибо Я, Господь, люблю правосудие, ненавижу грабеж и несправедливость» (Псалмы 61:8). Притеснение ближнего приводит к тому, что молитва не принимается. Страдание бедных, горечь несчастных перевешивают многие заповеди. «Позорящий ближнего публично не имеет доли в мире грядущем» (Авот 3:15). Иом-Кипур не искупает греха по отношению к ближнему, пока у него не получено прощение (Маймонид, «Законы Тшувы» 7:9). Галахе совершенно чуждо представление о том, что человек, выйдя из торжественного храма и придя на рынок, может измениться до неузнаваемости.
Мы уже отмечали выше, что взгляд человека Галахи направлен вниз, а не вверх. Он не делит мир на два разных владения: область временной жизни и область жизни вечной. Напротив, вечность он вносит во временные рамки. Обычный человек веры часто разделяет жизнь на божественную, трансцендентную и земную, телесную. Для него мир молитвы и мир реальности не пересекаются друг с другом. Выйдя из храма, он становится другим человеком. Галаха же не признает такого дуализма, такого духовного раздвоения личности. Для Галахи человек в доме служения, занятый исполнением религиозного обряда, и человек в гуще обыденной жизни — это одна и та же личность.
Галаха утверждает, что человек стоит перед Богом не только в синагоге, но и на улице, в своем доме, по дороге, ложась и вставая: «И говори о них, сидя в доме твоем, и идя дорогою, и когда ты ложишься, и когда ты встаешь» (Второзаконие 6:7).
Основное отличие человека Галахи от человека веры в том, что последний ставит дух выше тела, душу выше ее временной оболочки, считая ее главным действующим лицом религиозной драмы, тогда как первый желает освятить, как говорилось ранее, биологического человека как главного героя религиозной жизни. Поэтому в иудаизме все культовые понятия приобретают иную форму. Обычные цели культовых отправлений с их задачей вырвать человека из конкретной реальности и унести в горние выси ему совершенно чужды. Служение Всевышнему возможно (за исключением изучения Торы) только посредством осуществления принципов Галахи в реальном мире. Главное стремление души человека Галахи — это совершенствование мира под знаменем милосердия и справедливости, реализация априорно-идеального творения, имя которого Тора (или Галаха), в области практической жизни. Иудаизм не заперт в молельне, он законодатель на рынке, на улице, в ресторане. Все это — фон для религиозной жизни.
Синагога не есть центр еврейской веры. «Либеральный» (реформированный) иудаизм изгнал Шехину из жизни народа Израиля и отвел ей место в Храме. Таким образом, Храм занял центральное место в религиозной жизни реформиста. Аутентичный иудаизм и Галаха вносят Божественное Присутствие в ощущаемый мир, а не вращаются вокруг синагог и иешив. Эти места имеют статус малых святилищ, а истинный храм — вся область повседневной, будничной жизни, потому что в ней реализуется Галаха. Великие галахисты всегда были поборниками справедливости, защитниками правды. Они излучали сияние добра.
Обращение к Вселенской Церкви: "отпусти народ Мой!"
Гибнет народ от недостатка ведения...
|
Шалом! Данный форум устроен по типу 
